Еще ни разу в жизни, мне не было так страшно. Даже в тот момент, когда фары приближающейся машины, ослепили меня, и уши заполнил визжащий скрип покрышек. В тот раз, страшно было лишь секунду.
— Скай, почему ты пропустила занятия?
Я широко распахнула глаза. На меня навалилась реальность.
Ева сидела за столом, в моей комнате, переписывая из учебника химические формулы. Это она задала вопрос.
Дженни сидела в кресле мешке, вытянув свои длинные ноги, и смотрела на меня широко открытыми глазами, в которых явно читалось беспокойство.
В моей комнате было темно — окна были зашторены, и из освещения был лишь светильник, который Ева взгромоздила себе на тетрадь.
— У меня было несколько дел, — наконец удалось сказать. В горле совершенно пересохло.
Ева продолжала пристально смотреть на меня, и она выглядела действительно жутко, особенно от того, что ее голова чернела в свете лампы.
Я зажмурилась.
— Кэри Хейл напугал тебя? — Ева проницательно прищурилась. Вчера они с Дженни лишь мельком рассказали мне об этом парне, и лишь самое важное: Дженни говорила, что он, убийственно красив, что у него обалденные глаза, и тело, и он работает в школе. Ева добавила, что год назад он обвинялся в покушении на убийство женщины в Нью-Орлеане. У него в руках был найден нож, он весь был в крови, и ничего не отрицал.
И теперь, этот человек работает в нашей школе.
Дженни с Евой перессорились, из-за него: одна утверждала, что он — психованный маньяк, а вторая, что он лапочка с длинными ресницами, и телом из камня.
— Скай? — Дженни присела рядом со мной на кровать. — Ты не заболела? Ты выглядишь жутко. Очень жутко. Даже хуже, чем Бела Лугоши из «Дракулы», а ведь тебе даже грим не накладывали.
Я пружинисто вскочила на ноги, чувствуя невесть откуда взявшуюся энергию:
— Я знала, что рано или поздно вспомню его!
Дженни согласно закивала:
— Я же говорила, что ты его вспомнишь. Кэри учился в нашей школе, между прочим с твоими братьями, так что ты должна была его видеть… — она замолчала, увидев выражение моего лица: — Ладно, прости, что перебила. Так что ты хотела сказать?
Я скрестила руки на груди, хмурясь:
— Я знала, что рано или поздно я бы вспомнила его. Это всегда случается, стоит лишь провести наедине с собой немного времени. — У меня свело живот от беспокойства: — Я… я видела его в тот день, Дженни.
— В какой день? — она непонимающе вскинула брови, глядя на меня снизу-вверх. У меня в горле встал ком, дыхание перехватило. Сказать это вслух, значит, мне придется потом нести ответственность за свои слова:
— Я видела Кэри Хейла второго ноября, год назад. В день, когда я умерла.
Здание лечебницы Дэвилспейнда, для психически больных людей, словно по иронии судьбы находилась на задворках города. В лучшем случае здесь нужно было бы сделать косметический ремонт, но в лучшем для меня — снести его полностью с лица земли.
Я бываю здесь раз в неделю — во вторник.
Мой врач — доктор Грейсон, присматривает за мной, с того самого момента, как год назад меня сбила машина. Я была мертва четыре минуты. Все думают, что, если я буду продолжать говорить об этом, это поможет, но мне не становится лучше. Особенно сейчас, в годовщину произошедшего.
Я до сих пор не знаю, кто сидел за рулем той машины, что съехала на тротуар, и я до сих пор не знаю, как мне удалось выкарабкаться. Все мои знакомые называют это чудом. Но я знаю больше — в следствие той аварии в моем мозгу образовалась дыра, сквозь которую утекли важные воспоминания моей жизни. Есть вещи, которые я по-прежнему помню, и есть так же то, что я забыла.
Мой дядя выяснил, что наезд был специальным. То есть, кто-то хотел убить меня, и этого психопата так и не словили. Когда я несколько месяцев пролежала в больнице, меня все время охраняли, но потом, это закончилось, и я понемногу вернулась к жизни. На протяжении многих дней я чувствовала себя относительно хорошо, до того, как произошла эта встреча с Кэри Хейлом.
Я попросила водителя такси высадить меня возле железных ворот, и когда машина отъехала, я вошла на территорию психбольницы. Фонари вдоль аллеи мигали, словно я шла по дороге, окруженной призраками, но я привыкла к этому. В такое время здесь почти никого не было. Все пациенты находились внутри, в своих жутких палатах.
Я вошла в дубовую дверь госпиталя, и тут же окунулась в зловещий желтоватый свет холла. При свете дня, здесь было довольно мило — все эти занавески на окнах, и цветы, на тумбочках, позволяли считать себя не заключенным, но правда в том, что увядающие цветочки не помогут людям выздороветь.
Мистер Бэрримор, охранник, сидящий за стойкой, поприветствовал меня, и я кивнула ему в ответ.