Ложь без срока годности

Немного опешив от такого вопроса, та всё же ответила:

– Скорпион.

– Уу-у, – прокомментировала ответ Мотя, и было непонятно, понравилась ей данная информация или нет.

– Травма? – спросила мама Алексея, решившая, что теперь её очередь поддерживать разговор.

– Ничего страшного, – смутилась Мотя, – всего-навсего сорвали ноготь.

В этот момент в комнату вошёл Алексей с мужчиной преклонного возраста.

– Вот, мама, дед, познакомьтесь, это Матильда, моя девушка.

От такого представления у Моти закружилась голова, а счастье не удержалось внутри и выплеснулось наружу. Она подскочила с дивана и бросилась к счастливому Алексею на шею.

– Я знала, – сказала Мотя.

– Откуда? – удивился Алексей, ведь четыре дня назад он первый бы посмеялся над этим.

– Всё просто, потому что Близнецы и Львы подходят друг другу идеально, – серьёзно ответила Матильда, словно тот спросил какую-то глупость.

И никому в комнате не пришла мысль о голубой крови и достойной партии. Настоящие чувства, как козыри в колоде, бьют любую карту.

Эпилог

С поездки уже прошла неделя. Зинка созванивалась со своими друзьями и знала, что Алексей сошёлся с Мотей и они теперь вместе снимают квартиру и выстраивают свой быт. Матильда готовится к учёбе, а Алексей разбирает документы деда, Зинка всё-таки решила и взяла его себе в компаньоны. У Эндрю тоже было всё отлично, Василиса воспользовалась его предложением и прилетела в Москву. Вот уже неделю он показывает ей свой родной город, и Зинке показалось, что Эндрю по-настоящему счастлив. Правда, надо отдать друзьям должное, независимо от своего личного счастья они постоянно предлагали Зинке приехать и повеселить её, но та категорически отказывалась. Мотя даже раза три предпринимала попытки прорваться в её квартиру, но Зинка выставляла её тут же из дома в надежде спокойно пострадать.

У Зинки началась затяжная депрессия, запой. Если у обычных людей запой заключался в употреблении спиртных напитков, то Зинка не пила, а пела. Накупив разных вкусняшек, от пиццы с морепродуктами до калорийного тирамису, она взяла в руки гитару и упивалась своим несчастьем. Зинке казалось, что она очень повзрослела за эти дни, что-то поняла важное, что раньше ей было недоступно. Также топили Зинкину самооценку голубые глаза Тимура, которые насмехались над ней, подтверждая, что её, рыжую и конопатую, невозможно любить, её можно только использовать. Конечно, подключалась сюда жалость, всеобъемлющая жалость к своей персоне, с вечными вопросами «за что» и «доколе это будет продолжаться». Гитара в такие моменты была лучшим другом, она была частицей Зинки, лучшей частицей, той, которая могла выразить всё, что накопилось в душе.

Стучится мелкими слезами
Мне в комнату негромкий дождь.
Передо мной свечи, почти потухшей, пламя,
А в голове твоя пустая ложь.

Я вспомнила тебя сейчас

Лишь потому, что грязно на душе,
Лишь потому, что, как и всякий раз,
Дождь мне напомнил о тебе.

Из-за тебя его я ненавижу,

Ведь каждый раз я в музыке дождя
Так тихо и печально слышу
Те строчки, что шептал ты мне любя.

А он в стекло стучит, не умолкая,

И вторит мне сердитое «не спи».
Но мои слёзы льют, перебивая,
Слова дождя, они кричат «приди».

Назавтра кончатся мои мученья,

Вновь высохнут и слёзы, и вода.
Но дело в том, что волей провиденья
Дожди запали в сердце навсегда.

Эту песню она не сочинила, она у неё случилась сама по себе, в самолёте Владивосток – Москва. В этот момент прозвенел дверной звонок.

– Как не вовремя, – пробурчала она. – Мотя, я же говорила, у меня всё нормально, – прокричала через дверь Зинка, – у меня депрессия, дай мне спокойно пострадать.

Но на пороге стоял Шурик. Он улыбался во все тридцать два зуба, скорее всего, зная, что улыбка – его сильная сторона.

– Привет, Зин, – первым начал он, – куда пропала? Я звонил, заезжал. Ты знаешь, – продолжал он, как всегда не дожидаясь от неё ответа, – я подумал и решил тебя простить за того мужика. Зная тебя, скорее всего, это был какой-нибудь твой родственник, а я вспылил. Ну, ты тоже хороша, надо было сразу мне объяснить всё и унять своего буйного родственника.