Ложь благородных королей

- Да, - Мария Юрьевна присела к столу и подперла щеку рукой. – Страшно то как! Молодая… Кто ж такое зверство учинил? Какой мерзавец! У нее двое сыновей осталося. Мне звонили, но куда я их возьму? У самой пятеро… Светку родили, думали все. А как пошли вдруг через десять лет… как из пулемета, - хихикнула Прималова. – Подарки Божьи, разве откажешься? Гена умер когда, сгорел от рака за месяц, меня не забыли. Государство заботится и завод наш. Пенсию платют по потере кормильца.

- Скажите, а у Татьяны не было брата? Может не родного, двоюродного?

- Был. Тимофей. Шалопутный парень.

- Шалопутный? В чем это выражалось?

- Да, вечно в истории попадал! С лица красавчик с картинки, девчонки со школы бегали за ним, в школе учился прилично, но… То подерется, то утащит чего-нибудь, то деньги отберет у младшеклассника. Из детской комнаты не вылезал! Мать исплакалася. Танька – девочка серьезная, спокойная, а этот… как с другого дерева упавши. Не в их породу. Постарше стал, с компанией связался, ларьки грабили, пьяных раздевали по вечерам. Потом вообще! – Прималова махнула рукой.

- Вообще – это что?

- В тюрьму попал! Хоть сестра не дожила до позора!

- А за что?

- Говорят, полюбовницу хотел отравить, а та догадалася. Стыдоба! К старой бабе в любовники пошел! В эти… в альфонсы!

- Где сидел не знаете?

- В Белоруссии где-то. Нет, не помню. Я к нему не ездила, передачи не возила. Татьяна навещала… А погодьте! – Мария Юрьевна шустро унеслась и вернулась с пачкой писем. – От Татьяны письма. – Она быстро пролистала. – Во! «Ездила в Гродно, к Тимофею в колонию. Тима не жалуется, да и выглядит нормально. Сокамерники его не обижают, а даже наоборот, вроде он у них в авторитете. Он, сами знаете, когда хочет, любому понравиться может. Со мной ласков был, скучает, говорит. Вам привет от него». Глядите, - женщина протянула листок Бурову.

Алексей пробежал глазами строчки.

- А в других письмах есть про Тимофея что-нибудь?

- Читать надо, так не помню.

- А можно мне почитать?

Прималова задумалась было, но тут до них донеся густой басовитый рев. К нему добавился звонкий тенорок.

- Читайте, - Мария Юрьевна кинула пачку писем на стол и убежала успокаивать отпрысков.

Чтение пользы не принесло. Пустые слова, ни чего не значащие подробности. Алексей огорчился, он ждал большего. Вернулась хозяйка.

- Извините.

- Ничего, я же понимаю. Столько хлопот! Спасибо, - Алексей подвинул письма от себя.

- Пожалуйста. Ведь и не подумаешь, такой парень симпатичный…

- А… А можно фотографии посмотреть?

- Ну, если хотите, достану.

Альбомов оказалось целых шесть. Замелькали незнакомые лица. Мария Юрьевна подсела поближе, водя пальцем по фотокарточкам.

- Это муж мой, покойник. Свадьба наша. Это – брат его, он в Ставрополе. Инженер, уважаемый человек. Это - сестра. Сейчас в Германии, вышла замуж, живет – не тужит. Но на похороны приезжала…

- А Ваши родственники где?

- В другом альбоме. Вот, гляньте. Это мать наша, в молодости. Потом не снималася. Это мы, все четверо.

С одной фотографии на Алексея смотрела молодая женщина невероятной прелести, на другой три мальчика и кудрявая девчонка смеялись в объектив.

- Вовка, Федор, Жора и я. Разметало нас, разбросало. Писали друг другу только на Новый год.

Буров задумчиво пролистывал альбомные листы. Школьные годы. Мальчики мужали, девочка расцветала, становилась похожей на мать. Алексей украдкой покосился на Прималову. Куда девалось ее очарование, перед ним сидела хорошо потрепанная жизнью женщина. Уголки губ устало опущены, на переносице глубокие морщины. На последней странице альбома были закреплены фотографии уже взрослых людей.

- Это я, у нас в цеху. Это – Федя. На фоне дачи. Он водитель-дальнобойщик. Разбился в прошлом году. Ночью, на мокрой трассе… Жена его, сын… Горе было горькое, исплакалися… Это – Жора, он погиб три года назад, под машину попал. Танин папа… и Тимофея. Ох, как нас скосило! Радость - хоть детки осталися, так и деток уже прибирает!

- Похож, - сказал Алексей лишь бы что-то сказать.

- В нашу породу…

- А Владимир?

- А Володя фотографироваться не любит. Просила его карточку прислать, а он отписал, некогда в ателье сходить, а снять некому. Он одинокий. В Москве живет, в столице. Мать наша, Валентина такая же была – сниматься не любила.

Уши Алексея как-то сами собой навострились.

- Валентина?

- Ага. Валюшины дети, так нас во дворе дразнили, - вздохнула Прималова.

Кухня быстро завертелась у Алексея перед глазами, во рту пересохло.

- Почему ж дразнили? – спросил он, разом осипнув.

- Да… Так… - Мария Юрьевна отвернулась, словно ощутила болезненный укол прошлого.

- И все же! – нажал Буров, решив не отставать, пока Прималова не расскажет.

- Отцы у нас разные были у всех. И все на маме не женатые. Валюша – шлюша… Ну а мы – Валюшины дети. Злой народ-то, на детский возраст скидок не делает, спешит малолеток просветить… Мы и разъехались по сторонам, что б поменьше вспоминалося.

- Адрес дадите?

- Чей?

- Брата.

- А зачем Вам?

- Зайду к нему, поговорю.

- Да нету адреса, - пожала плечами женщина. - На главпочтамт пишу.

- Почему такие сложности?