- То-то, что почти. Но и от этого «почти» не осталось ничего почти, - вздохнул магистр. – Тавтология.
По комнате пронесся легкий ветерок, и тюль заполоскался белоснежным облачком. Иченко оглянулся, пожал плечами и с сомнением посмотрел на Хрусталикова.
- Воды еще можно попросить? - спросил Михаил смиренным голосом пай-мальчика. – В горле пересохло сильно.
- С места только не вставайте, пожалуйста.
- Не встану…
Иченко вышел.
- Убьет он тебя, Мишка, - произнес Мирон Михайлович, чудь виднеясь в дневном свете.
- Он хочет, чтобы я для него деньги нашел.
- Слышал. Но помочь не могу. Не в моих силах деньги искать…
- Что же делать?
- Ждать. Зубы заговаривать. Я к твоей подружке ходил, но она меня не слышит. Только когда спит, и то слабенько. Но я еще попытаюсь.
- Значит свидимся скоро, дедуль…
- Ты погоди духом падать, Миша. Твой дух – это все, что у тебя осталось и все, что может еще тебя спасти. Страх отбрось, он мешает только. Ты же мой внук, Мишка!
- Прошу, - Иченко протянул Хрусталикову стакан, и тот с трудом обхватил его негнущимися распухшими пальцами. Мирона Михайловича в комнате уже не было.
Глава 12.
Всюду бушевал огонь. Кто-то звал на помощь тонким голоском. Даже не понятно было мужчина или женщина. «…хоронить нечего будет!» - кричали рядом. – «Хоронить нечего будет! Эля, Электра, Электра-а-а…»
Электра Васина вздрогнула и проснулась. Внедорожник со свистом разрезал сумерки, деревья за стеклом летели сплошной темной полосой.
- Сни-илось что-нибудь неприятное? – скосил на нее глаза Герман.
- Не помню…Огонь…На помощь звали…А что?
- Ты скулила во сне, будто щенок. И я тебя разбуди-ил.
- Мы где? – поменяла тему девушка.
- Подъезжа-аем… Может, заедем – поужина-аем?
Есть хотелось. Сильно. К шикарному завтраку в доме Имжановых она еле притронулась, а на обед была только чашка чая, любезно заваренная Германом.
- В ресторане шумно сейчас, - сказала Эля, у которой от всех переживаний начала побаливать голова. – Вечер. Танцы, шманцы…
- В одно местечко поедем, - успокоил ее Герман. – Там тихо, музыка жива-ая, но не громкая, и оно близко-о как раз.
Вывески у «местечка» не было. Темный козырек, три ступеньки вниз и дверь, красиво окованная чугунным узором.
«Мало тебе приключений на сегодня? Еще одно желаешь?» - сказал Элин внутренний голос.
Но Герман, приняв ее раздумье над словами внутреннего «я» за обычное стеснение и кокетство, уже подталкивал ее к входу.
На встречу им улыбнулся швейцар. Но едва он рассмотрел гостей, как улыбка перегорела, словно лампочка в которой кончилось электричество. В глазах заплескалась растерянность пополам с неким странным ожиданием.
- Герман Владимирович, - проблеял швейцар, изо всех сил пытаясь вернуть улыбку на лицо. Улыбка соскальзывала и расплывалась.
Из-за тяжелой портьеры, отделяющей зал от маленькой гардеробной выглянул метрдотель – мужчина в самом расцвете сил и красоты. На секунду в его зрачках мелькнуло схожее со швейцаром смятение, но он погасил его практически мгновенно.
- Герман Владимирович! – метрдотель вскинул руки в трагическом жесте, как баронет, узнавший, что его любимая дочь сбежала с конюхом. – Это всецело наша вина! Герман Владимирович, мне жаль. Такой конфуз! Наша репутация! Наш любимый клиент!
Швейцар открыл рот, Эля попятилась, а Герман застыл в недоумении. Видимо до сего момента он не знал метрдотеля с подобной стороны.
- Мы всегда, всегда должны оставлять столик на случай Вашего внезапного приезда, – продолжал ломать руки метрдотель. – Мы обязаны были предусмотреть резерв!
- Го-осподи, Дим Димыч, у вас столиков нет? – Герман облегченно улыбнулся. – Я сам виноват – не забронирова-ал.
- Я сейчас схожу, посмотрю, не найдется ли в подсобке лишний… Леонид?! Что стоишь столбом? Предложи гостям присесть!
Швейцар бросился их усаживать возле курительной.
- Да ла-адно! Мы поедем в другое место, – отмахнулся от него Герман.
- Ни в коем случае! – схватился за сердце Дим Димыч. – Сейчас все, все будет! У нас куропатка, Герман Владимирович, Ваша любимая.
Он попятился за занавесь, и тут, чуть не сбив Дим Димыча, из-за нее показалась молоденькая девчушка в короткой кожаной юбочке, длинных замшевых сапогах и топике на босу грудь.
- Ой, Жека! Тут же скучища! Ни вертушки, ни дискача! – щебетала она, недовольно сморщив хорошенький носик.
- Это элитный место, Нинуша, - отвечал ей, пыхтя, лысеющий Жека, кажущийся старше своих сорока лет по причине лишнего веса и соседства столь юной спутницы.
- Отстой! – вынесла вердикт Нинуша.
- Вы простите, Дим Димыч, - Жека жалобно посмотрел на заледеневшего метрдотеля. – У Нинуши сегодня настроение плохое.
- Пошли, Жека! В «Олимпию» поедем. Там с «Фабрики» кто-то, может даже Пьер! – крикнула от дверей Нинуша.
- Иду, иду, - заторопился Жека.
- Вот и столик! – ненатурально обрадовался Дим Димыч, прожигая взглядом василиска спины уходящей парочки. – Сей секунд поменяем скатерть и приборы, сей секунд. Присядьте, подождите.
- Мы за сто-оликом посидим, - шагнул вперед Герман.