Вернувшись из него, устроил судилище уже над московскими боярами и дьяками, обвинив их в сговоре с новгородцами с целью предаться Литве, его убить, а на трон посадить князя Владимира Андреевича Старицкого. По этому делу казнили князя Оболенского-Серебряного, Висковатого, Фуникова, Очин-Плещеева, Ивана Воронцова и многих других. А вместе с ними – самых верных опричников – Вяземского и Басманова. Князь Афанасий Вяземский умер под пытками (наверно, если б знал, в чем признаваться, – признался бы), а Алексея Басманова убил его сын Федор – по приказу царя Ивана.
Уж им-то, Басманову и Вяземскому, даром не нужны были Новгород или Литва. Это Курбский мог бежать в Литву – он воевода, а не опричник. А Басманову и Вяземскому никуда от Ивана не деться, шаг в сторону ступить нельзя – столько на них крови и злодейств. И потому можно предполагать с большой долей вероятности, что все это – плод параноидального сознания царя Ивана, кровавого маньяка. Современные наркоманы говорят: «Сидит на измене». Или: «Попал под измену». То есть докурился-докололся до того, что в каждом слове близких подозревает заговор против себя.
Царь Иван и был в известном смысле наркоманом. Наркоманом беспредельной власти. Прибавьте тяжелое детство, когда он рос, заброшенный всеми, с ненавистью глядя на бесчинства бояр. Точно так же впоследствии царь Петр жил в ненависти к боярам, вынесенной с детства, с кровавых сцен Стрелецкого бунта, когда на его глазах растерзали дядю Ивана Нарышкина.
Прибавьте очевидную болезнь – параноидальную шизофрению. Вроде бы все понятно и объяснимо. Только надо еще учесть, что речь идет о Новгороде.
Господин Великий Новгород – особый город на Руси. С особой судьбой и историей, поперечный всему, что производила на Руси власть.
Это было государство с отработанной системой демократической власти. Вече – посадник – тысяцкие – сотские – старосты улиц. Все учтено – от жизни улицы и квартала во главе со старостой и сотским до общегосударственной власти. Князь – отдельно. Он – всего лишь наемный начальник наемной дружины. Для защиты от внешних врагов. С князем заключался договор, где прописывались права и обязанности сторон. Князь, кстати, не имел права владеть какой-либо собственностью на территории государства. Ни землей, ни людьми.
Кто знает, как бы дальше развивалось устройство Новгорода. Возможно, вскоре от вече перешли бы к тайному голосованию – к урнам, к бюллетеням. Из бересты. Я не шучу. А если шучу, то чуть-чуть. Только чтобы подчеркнуть: мы мало знаем о том, что Новгород в то время был городом едва ли не повсеместной грамотности. Жизнь – ремесло и торговля, а значит – бухгалтерия, учет.
В Новгороде с 1228 по 1462 год было возведено не менее 150 церквей. Москва о таком строительстве и не мечтала. Подобное мог себе позволить только очень богатый купеческий, ремесленный город. В Новгороде и его младшем брате Пскове дороги и торговые площади мостили бревнами. Страшно сказать – в Новгороде тогда работал водопровод. Москва о нем и не слышала. Узнала через века.
Новгород входил в Ганзейский союз городов. Это удивительное образование. Ганза существовала четыре века, объединяла 70 городов Северо-Западной Европы. Пусть со временем и Ганза не устояла перед централизацией государственной власти, но она заложила многие основы нынешнего европейского миропорядка. Новгород был еще не полноправным членом союза, исключался, затем снова восстанавливался. Но тем не менее вовлечен, участвовал в европейской жизни европейской торговой организации.
Один из читателей моих книг, предприниматель средней руки, давно еще спросил меня: «А как ты думаешь, мог удержаться этот средневековый русский офшорчик в Новгороде?»
Не мог. Ход нашей истории таков, что никак не мог. Централизация власти в Средневековье объективна. Что для Руси, что для Европы. Взять ту же Германию или Италию с их вольными городами-республиками.
Но отличие – как земли от неба.
В Италии и Германии единое централизованное государство складывалось из многих вольных городов. А Новгород на Руси – один-единственный, с особым устройством. И он один противостоял уже сложившемуся централизованному государству. Новгород для всех – почти чужой. Подобен зерну между громадными каменными жерновов.
Пойти на политический союз с Западом, чтобы полностью оторваться от Руси, он не мог, потому что народ православный. Вера имела основополагающее значение. Хоть Новгород сам выбирал архиепископа, но духовная власть московского патриарха распространялась и на новгородских священников, и на народ. В Литве уже победило католичество, Литва становилась чужой. А Москва – своя. Страшная, опасная, но своя.