Ложь и правда русской истории

Словом, в девятнадцатом веке общественное мнение России было целиком и полностью за дуэль. Не учитывать его было невозможно. И Николай I смягчает наказание за участие в поединке. Секунданты и врачи вообще освобождались от ответственности, а виновники — заключались в тюрьму на 6— 10 лет с сохранением дворянских прав. Но на деле в тюрьму не сажали, а отправляли на Кавказ, как Лермонтова за дуэль с де Барантом.

Проходит еще полвека — и Александр III официально разрешает дуэли в офицерской среде! Не сыграл ли здесь роль тот самый случай с самоубийством? Но «разрешение» — совсем не то слово. Правильнее будет сказать, что дуэль вводилась в обязательный офицерский обиход. Офицер, уклонившийся от дуэли, должен был в двухнедельный срок подать прошение об увольнении. Иначе его увольняли без всякого прошения.

При всем при том, при официальном введении дуэлей в военную среду, не было никаких официальных документов, регламентирующих дуэль!

Не было — не значит, что не думали. Думали, даже пытались разработать письменный дуэльный кодекс. Даже создавалась специальная комиссия. Но потом победили здравый смысл и нравственное чувство: в таком тонком деле важнее всего правила неписаные, какие есть. То бишь уже известные дуэльные кодексы графа Шатовильера и графа Верже, с некоторыми поправками повсеместно принятые в Европе. А, как известно, нет ничего жестче неписаных правил, особенно при тогдашнем уровне самосознания в дворянском обществе. Малейшие отступления от кодекса дворянской чести карались беспощадно — общественным презрением.

Здесь нет нужды останавливаться на отдельных пунктах дуэльных правил. Но обязательно следует упомянуть, что перед поединком Пушкина и Дантеса был составлен письменный документ с условиями. Так, пункт четвертый гласил: «Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз…»

Другими словами, мирно разойтись они не могли, иначе их обоих подвергли бы обструкции. Дуэль была договорена до крови. Увы, пролилась не просто кровь — случилась смерть.

Общественное мнение обязывало оскорбленного человека вызвать обидчика на дуэль. Даже если он предпочитал проглотить обиду, боялся. Но — не мог. Иначе — презрение всех, руки не подадут.

Но ведь можно и вызвать обидчика на дуэль — и выстрелить в воздух? И, таким образом, как бы и дуэль состоялась, и оскорбление можно считать смытым?

Ан нет. Дуэльный кодекс предусмотрел такую хитрость: тот, кто вызывал на дуэль, не имел права стрелять в воздух. И это правильно, поскольку иначе поединок превращался в фарс.

Потому-то Мартынов не мог выстрелить в воздух на дуэли с Лермонтовым!

Это мы, идеологически настропаленные с детства, обрушили все проклятия на голову бедного Мартынова, вся вина которого в том, что он не гений и остался жив. Мы-то давно забыли, что перед честью все равны. А поединки чести, повторю, проходили по очень жестким правилам.

По команде «раз» дуэлянты начинают сходиться. По команде «два» они обязаны стрелять! По команде «три» дуэль считается завершенной.

Как установил исследователь Н. Кастрикин, в той кавказской дуэли после команды «раз» Лермонтов не двинулся с места. После команды «два» не прицелился, не выстрелил, а поднял дуло пистолета вверх — то есть принял позу того, кто уже выстрелил и ждет ответного выстрела!

По дуэльным правилам, это не просто оскорбление противника, но еще и уклонение от дуэли, то есть — позор и бесчестье. И если бы Мартынов выстрелил и промахнулся — дуэль на этом бы не закончилась. По правилам, секунданты Мартынова обязаны были расправиться с Лермонтовым!

Вот в какое положение поставил себя и всех Лермонтов.

От такого невиданного поведения секунданты так растерялись, что один из них тоже нарушил правило. Он выкрикнул слова, не предусмотренные никакими правилами. Он крикнул: «Стреляйте, или я вас разведу!»

То есть как бы вынуждал Мартынова к выстрелу. И Мартынов выстрелил.

Впоследствии он вспоминал: «Я вспылил и спустил курок. Дуэлью и секундантами не шутят».