Ложь (ЛП)

Я встречаю ее глаза, смотрящие сквозь длинные ресницы.

Ощущаю пульс в собственном горле, ее взгляд околдовывает меня.

Мы смотрим в глаза друг другу, и воздух между нами вращается и кружится, медленное торнадо изменения давления, пока его не становится трудно игнорировать. Он тянет и тянет, и магнетизм поджигает мою кожу.

Я не знаю, что происходит.

Но такого со мной никогда не случалось.

И это абсолютно ужасно.

Наконец, сигара загорается.

— Должно быть, ты уже курил эту штуку, — шепчет она мне с томным взглядом.

Я делаю затяжку, угольки разгораются и она отступает. Дым поднимается вверх, уносимый ветром в темное небо. Хотя нить между нами не рассеивается. Не с расстоянием. Она потрескивает, как живой провод, тяжелый и напряженный и очень опасный.

Образ Миранды всплывает в меня в голове. Ее смех, как ее тонкие, изящные ноги бегали по пляжу на Ибице.

Предупреждение.

Должно быть, видение отражается у меня на лице, потому что Наташа спрашивает:

— Плохая сигара?

Я качаю головой и медленно выдыхаю, позволяя дыму колечками выйти из моего рта.

— Совсем нет.

Протягиваю сигару ей, и наши пальцы соприкасаются.

Это электричество, которое нельзя игнорировать.

Она держит сигару так, словно держала одну всю жизнь. Ее поза расслаблена, уверенна и совсем не похожа на то, как я себя чувствую. Измучен, сердце словно пропустили через мясорубку.

Но с чего бы ей чувствовать себя так, как я? Знаю, иногда она смотрит на меня, игриво и застенчиво с глазами, полными тайн, но раз, и она тут же хохочет над какой-то грубой шуткой, которую услышала где-то. Я просто профессор, даже если мне посчастливилось иметь голубые глаза. Мужчина, давший ей работу.

И я женат.

У меня есть сын.

У меня есть много всего.

Так почему я хочу, чтоб она смотрела на меня по-другому?

Она передаёт сигару обратно мне и выдувает дым уголком рта, как актриса сороковых годов.

— Очень похоже на Лорен Бэколл, — говорю ей, когда мы медленно идем по пешеходной дорожке, несколько человек бредут в противоположном направлении в город к барам и ночной жизни. Но мы, мы идем к темноте.

— Богарт и Бэколл, у них было все, — мечтательно говорит она. — Знаешь, а ты ведь никогда не рассказываешь о жене.

Я кашляю, дым моментально попадает в горло.

— Разве? — удаётся сказать мне.

— Нет, — говорит она. — Ты не слишком часто говоришь о себе. Ты твердишь о кино, но о себе - нет. Ты очень таинственен, Бригс МакГрегор.

Я закатываю глаза.

— Честно говоря, наоборот. Полагаю, я не говорю о своей жизни потому что она скучная.

— Что я говорила тебе раньше? — говорит она, ударяя меня по руке. — Ты полная противоположность скучному. Так что давай, рассказывай. Расскажи мне о своей жене. О родителях. О своем брате. — Она делает паузу. — Ты много говоришь о сыне, так что, по крайней мере, об этом я знаю. Ты хороший отец.

Я улыбаюсь ей так же, как и она тогда, когда я сказал, что она идеальна. Приятно слышать от неё подобное, но я в это не верю.

Я глубоко вдыхаю и думаю.

— Хорошо, — осторожно говорю я. — Я женился на Миранде, когда мне было двадцать один.

— Вау, так рано, свадьба по залету, как у моей мамы?

Я качаю головой, когда воспоминания ползают мимо, большинство из них несчастливые.

— Нет, Хэймиш появился у нас только три года назад. Мы познакомились, когда я учился в университете. Эдинбургском университете, прямо здесь, — я указываю рукой в сторону здания. — Хотя у нас не было совместных классов, я знал о ней. Все знали о ней. Она была такой девушкой, которая никогда не уделяла ни секунды своего времени ни одному парню. На самом деле она была светской львицей. Росла иначе. Ее родители, Хардингсы, они своего рода известны в городе. И в то время здесь были мои дядя и тетя, и они тоже были частью уравнения. Мы познакомились на одной из их вечеринок, и мне, каким-то образом, удалось очаровать ее. На самом деле я все еще не знаю, как это вышло.

— О, я могу понять как, — говорит Наташа, улыбаясь мне. — Ты не представляешь, какой ты на самом деле милый. Что делает тебя ещё очаровательней.

Внезапно мне становится слишком жарко в куртке.

Я прочищаю горло.

— Что ж, видимо она подумала так же. Остальное история.

Она останавливается и изучает меня.

— И это все?

Я останавливаюсь и смотрю на неё, передавая сигару.

На этот раз мой палец задерживается на ее, может быть на секунду.

Боже, как же мне хочется, чтоб сейчас рядом оказался виски. Эти чувства должны утонуть.

— Что ты имеешь в виду «и это все»?

— Ты не собираешься говорить о том, как она прекрасна, что она любовь всей твоей жизни? О Хэймише ты говоришь постоянно.

Я не должен быть настолько поражён тем, как она прямолинейна, но все же так и есть. Или, возможно, дело не в том, что она прямолинейна. А в том, что у меня не хватает сил сказать ей всю правду.

Потому что Миранда не любовь всей моей жизни.

Она лишь мать моего ребёнка.

И соседка, с которой я живу уже одиннадцать лет.

— Нет, — просто говорю я. Даже частичная правда освобождает. — Не буду.