Кроме того, необходимо было в кратчайшие сроки восстановить поврежденные орудия. Хорошо, что он отказался от плана использовать сами пушки как метательные снаряды: после такого вряд ли их удалось бы быстро привести в боевую готовность.
А еще нужно было позаботиться о том, чтобы семью коменданта захватили живыми и здоровыми, а также обращались с ними более-менее достойно. Все-таки это хоть мелкие, но дворяне. А значит, их можно было использовать для ведения переговоров.
Сам комендант был к диалогу не расположен. Иллириец был отважным воином, и упрямо не сдавался, пока не получил несколько серьезных ранений. К счастью, его дети, — мальчик десяти лет и девочка девяти, — в бой не рвались. Жена, статная светловолосая женщина лет тридцати, тоже не была воительницей, хотя ледяной взгляд серых глаз вполне сошел бы за клинок, который она готова воткнуть в того, кто пересечет порог донжона.
— Барон Реммен.
Килиан никогда бы не подумал, что слово «барон» можно произнести так, чтобы оно звучало как оскорбление.
— …я догадывалась, что за этой резней стоите вы.
Чародей, — уже в человеческом облике и с открытым забралом, — приподнял бровь.
— Леди Д’Тир. Не припомню, чтобы мы с вами были знакомы.
Женщина презрительно скривилась:
— Не думайте, что до нас не доходит вестей о том, что вы творите на своей территории. Черный колдун, использующий силы Владык, чтобы подчинять людей своей воле. Скажете, что это не так?
Это было так, хотя, мягко говоря, отличалось от официальной версии. В особенности интересовало его, как в Иллирию просочились сведения о его экспериментах с человеческим мозгом.
Но расспрашивать об этом было не время и не место.
— Как видите, я не черный, — заметил ученый, — Я иллириец, как и вы.
Она в ответ закатила глаза:
— Избавьте меня от этого. У разбойника нет национальности. Знайте, что Иллирия никогда не признает за вами власти, дарованной вам Владыками, и никогда не примет вас обратно после всего, что вы сделали.
Килиан медленно кивнул:
— Хорошо, что я ни на что из этого не претендую.
Женщина красноречиво промолчала, и почему-то ученый почувствовал, что в этом разговоре именно он — проигравший.
— Следуйте за мной, — сказал он, — Я отведу вас в ваши покои.
— Вы хотели сказать — в нашу темницу? — осведомилась она.
Впрочем, дворянка сочла ниже своего достоинства сопротивляться, протестовать и вынуждать тащить себя силой.
— В вашу башню, если желаете придираться к словам, — поправил чародей, — Я блюду законы войны. Вашему мужу будет оказана необходимая медицинская помощь. С вами и вашими детьми будут обращаться, как с почетными пленниками; я лично позабочусь об этом. После же того, как Иллирия выплатит требуемый выкуп, вы будете отпущены на свободу и сможете забыть меня как страшный сон.
Он подумал, что последняя формулировка вышла кривоватой. К тому же для предубежденного человека она слишком отдавала дешевыми угрозами в духе «я твой самый страшный кошмар».
И не диво, что леди Д’Тир отнюдь не выглядела успокоенной.
— А если Иллирия предпочтет отбить нас силой? — осведомилась она.
Килиан пожал плечами со всем демонстративным безразличием, на какое был способен:
— Тогда вы умрете.
— Госпожа…
Открывшая дверь Кэтрин бухнулась на оба колена; Лана же, увидев, кто появился на пороге, подавила малодушное желание сбежать.
Прекрасная, величественная, одетая в роскошное шитое золотом платье, Ильмадика наверняка вызывала у большинства людей лишь безмолвное восхищение. Она пришла одна, но и мысли не могло возникнуть, что у кого-то поднимется рука причинить ей вред.
Лана, знавшая чуть больше о том, что на самом деле творит Владычица, реагировала совсем иначе. Буквально все, что должно было восхищать, вместо этого отвращало. Казалось, в ее дом вошло чудовище в человеческом обличье.
Уже на этом моменте девушке пришлось напомнить себе, что это не ее дом, а дом Килиана. Она же, как считали все вокруг, кроме проницательной Кэт, всего лишь рабыня. Оставалось надеяться, что на рабыню и внимания особого не обратят.
Надежда не оправдалась.
— Оставь нас.
Ильмадика, не спрашивая разрешения, прошла в дом и коротко, не поворачивая головы, отослала служанку. А вот Лане она жестом приказала остаться.
Во все глаза чародейка смотрела на «старшую коллегу». Конечно, тогда, в Темнице Богов, у нее была возможность рассмотреть ее во всех подробностях, но… не до того ей было тогда, совсем не до того.
Владычица была красива, кто бы спорил. Да только в глазах Ланы чего-то в ее красоте не хватало. Какой-то… индивидуальности. Мгновением позже она поняла, почему.
Облик богини был насквозь фальшивым.
Ильмадика не владела — или не пользовалась — искусством, на протяжении жизни изучаемым любой женщиной: взять черты, которыми наградила ее природа, и огранить их, как бриллиант, подчеркнув и преумножив свою естественную красоту.