Ложь во имя любви

– Вы понимаете, мистер Джонас, что нам пришлось позаботиться о ее и своей безопасности. Поэтому я и приказала надеть на нее эти легкие кандалы. Обычно удается обходиться и без этого, но здесь несколько другие обстоятельства. Теперь ей придется смириться со своей судьбой. У нее европейское образование, она говорит по-французски, по-испански и по-английски. Полагаю, что этим ее достоинства далеко не ограничиваются, и не сомневаюсь, что вы обнаружите их еще прежде, чем продадите ее.

Слушать, как донья Инес говорит о ней как о бессловесной рабыне, было само по себе невыносимо, но грубое исследование, которому подверглось ее голое тело, оказалось несравненно мучительнее. Когда завершилось и это издевательство, ей швырнули кусок ткани и перетащили на судно – уродливую черную посудину, покачивавшуюся в том месте, где они причалили накануне.

Мистер Джонас уже загрузил трюм рабами. До Марисы доносились стоны и звон тяжелых цепей, по сравнению с которыми кандалы у нее на руках и ногах казались игрушками.

Человек, посадивший ее на корабль, имел широкую багровую физиономию с грубыми чертами и маленькие злобные глазки, в которых не было даже любопытства.

– Ишь, какая светленькая! Смешанная кровь?

Больше он ничего не сказал. Мариса получила из его рук миску с гадкой рисовой похлебкой. Он стоял над ней, пока она утоляла свой волчий голод, после чего отвел в каюту самого Джонаса, как можно было понять по ее убранству, претендующему на роскошь. Койка была застелена красным бархатным покрывалом, к стене был прикреплен стол с небрежно выдвинутыми ящиками, из которых вываливались кипы бумаг. Из стены напротив койки торчали две пары железных колец – для рук и для ног.

Краснолицый подтолкнул Марису лицом к стене, немилосердно тыкая ее пальцем в поясницу. Мариса прекратила всякое сопротивление. Издевательства, которым она подвергалась на протяжении последних часов, не прошли даром: она уже чувствовала себя животным, бессловесной скотиной, которую станут перепродавать столько раз, сколько вздумается хозяевам. Держаться ей помогали разве что оставшиеся в памяти слова Полуса, которые он шептал ей напоследок: «Не сопротивляйся! Всех нас ждет свобода». Но и это напутствие ей было нелегко припомнить.

Когда ее заставили расставить ноги и раскинуть руки, чтобы в таком виде приковать к стене, она не могла не застонать от боли и от страха.

– Ты почти белая, поэтому я дам тебе неплохой совет, – донеслись до нее слова краснолицего. – Не огрызайся и терпи. Он не оставит на тебе следов, потому что собирается взять за тебя хороший куш. Не забывай!

Однако по прошествии короткого времени ее охватил безумный страх, к которому примешивалось престранное чувство, будто все это происходит во сне.

Взойдя на борт своего невольничьего судна, Джонас дождался, пока экипаж молча отдаст швартовы, и двинулся к своей каюте, только когда стала удаляться опустевшая пристань.

Глава 47

Генерал Джеймс Уилкинсон спокойно и без огласки покинул свою штаб-квартиру в Сент-Луисе и спустился вниз по реке. Проведя некоторое время в Нэтчезе, он прибыл на несколько дней в Новый Орлеан. Там он, не желая привлекать к себе внимание, снял комнату на втором этаже элегантного игорного заведения на Ройял-стрит, скрывавшегося за вывеской заурядного кафе. Там он принимал посетителей. Одни посещали его тайно, пользуясь особой лестницей, скрытой от посторонних глаз, другие – открыто. Под конец генерал приказал разыскать некоего человека, без которого не мог обойтись. Этого человека, как и ожидалось, удалось обнаружить в укромном местечке, где собирались любители особой игры в кости, завезенной в Новый Орлеан Бернаром Мариньи.

Доминик Челленджер был здесь не единственным американцем, однако ладно скроенная одежда и кружева на воротнике и на манжетах, а также темные волосы и прокаленное зноем лицо превращали его в настоящего креола. Уилкинсон нахмурился было, но, имея привычку скрывать свое недовольство, любезно улыбнулся. Наконец Доминик, нехотя извинившись перед партнерами на безупречном французском и собрав выигранные деньги, последовал за генералом в его апартаменты. Там он опустился в огромное бархатное кресло, с наслаждением вытянув длинные ноги.

– Прошу прощения, сэр, но в игре только что наметился интересный поворот. К тому же мне, как ни странно, везло.

Безмолвный чернокожий слуга принес дымящийся кофе с ликером. Уилкинсон подвинул гостю графин и фарфоровую чашку, обнажив в мимолетной улыбке острые акульи зубы.

– Зачем вы тратите время на игру – ради удовольствия или из желания выиграть? Насколько мне известно, вам предстоит брак с богатой наследницей?

– Наша помолвка по-прежнему в силе. Разве что-то в силах нам воспрепятствовать? Наша свадьба состоится в следующем месяце. Итак, чем обязан вашему вниманию?

Уилкинсон отхлебнул кофе, еще раз улыбнулся и укоризненно покачал головой.

– Предлагаю вести дела на креольский манер. Если кофе вам не по вкусу, попробуйте восхитительный коньяк. Этот сорт называется теперь именем Наполеона. Его доставляют прямо из Парижа.