Ложь во имя любви

– Возможно, ты прав, – прошептала она в изнеможении. Ее внезапная покорность, полное подчинение заставили его заскрежетать зубами.

Проклятие! Ведь это из-за нее он находится здесь и безропотно пляшет под дудку генерала Уилкинсона. И все же, стискивая ее в объятиях, он хотел только одного – овладеть ею. Подобно шлюхе, берущей за свои услуги плату, она способна принадлежать кому-то одному только небольшое время, пока уплативший прижимает ее к себе. При появлении другого мужчины она, ненадолго изобразив сопротивление, прижмется к нему так же легко и покорно. Ему хотелось отшвырнуть ее от себя, но она слишком долго пробыла у него в объятиях, и он воспылал желанием, которого не собирался скрывать. Он не отпустит ее от себя. Она будет принадлежать ему со всеми потрохами, пускай и недолго. Нет, он не даст ей свободы, пока не насытится и не выбросит ее из головы.

Его руки прошлись по ее затылку, по плечам, по спине, очутились под юбкой, заскользили по гладкой коже. Злясь на нее и на самого себя, а пуще всего на собственную слабость, он стал целовать ее приоткрытые губы. Потом его язык очутился у нее во рту. Словно желая утвердить свое господство, он стал ласкать ее маленькие крепкие груди, не обращая внимания на ее протесты, а потом ухватил пятерней налитую ягодицу и прижал к себе, словно намереваясь овладеть ею прямо здесь, наплевав на возможных свидетелей.

Она принялась отбиваться, упираясь обеими руками ему в грудь, однако он силой подчинил ее себе, и она, окончательно обмякнув, приготовилась покориться его воле.

Так-то лучше! Пускай запомнит раз и навсегда, кто есть кто. Однако, выпустив ее, он, к своему изумлению, не почувствовал удовлетворения ни от ее покорности, ни от ее истерзанных его поцелуями губ.

Уходя от нее, Доминик уносил с собой душераздирающую картину: он снова и снова вспоминал, как она по-детски зажимает руками рот, чтобы не разрыдаться, и боролся с побуждением броситься назад и попытаться ее утешить. Широко шагая, он торопился покинуть пределы форта, окруженного невысокими стенами, но у самых ворот задержался, борясь с собой. В следующее мгновение он заметил Трюдо, привалившегося к деревянному столбу и скрестившего на груди руки.

Глаза усача странно поблескивали. В следующую секунду, пожав плечами, он придал им обычное циничное выражение.

– Простите, что вмешиваюсь не в свое дело. Но вы меня не замечали, а я нашел эту сценку захватывающей.

– Вот как? – Голос Доминика прозвучал зловеще, но Трюдо не обратил на это внимания и вышел следом за ним из форта.

– Видите ли, – лениво продолжал Трюдо, – вы ведь просили меня последить за малышкой и защитить ее в случае чего. Теперь это вошло у меня в привычку. Я готов защищать ее даже от самого себя. Но вам все равно нетрудно сделать ей больно, потому что бедняжка вас любит и приросла к вам всем своим сердечком. Вам, правда, нет до этого никакого дела. Жаль, что вы привыкли к шлюхам! Стоит женщине проявить характер, и вы тут же начинаете обходиться с ней как с продажной тварью. Увы!

Доминик остановился и обернулся к нему. Трюдо только этого и ждал: он смачно сплюнул на землю между собой и Домиником длинным плевком, коричневым от табака, забрызгав свои высокие индейские мокасины.

Глядя на него остановившимися глазами, Доминик осведомился с обманчивой учтивостью:

– Не пытаешься ли ты подбить меня на ссору, чтобы в случае своей победы подобрать остатки?

– Она не остатки, а прелесть! Если бы я надеялся сделать ее своей, то мне ничего не стоило бы вас убить – разумеется, случайно. Я знаю достаточно способов, ведь наш с вами друг Маррелл – хороший наставник. Зачем тратить патроны и рисковать собственной жизнью, сходясь лицом к лицу с вооруженным противником? Чего только не бывает: можно и с раненой лошади свалиться, и стрелу в глотку получить, и нож в спину – чего проще?

– Зачем ты портишь свой сюрприз такими предупреждениями?

Трюдо по-волчьи осклабился:

– Я всего лишь рассказываю, что могло бы произойти, mon ami. Наша маленькая Мариса любит вас. Зачем я буду делать ее несчастной?

Говоря, Трюдо держал руку поблизости от рукоятки ножа. Когда он умолк, воцарилась предгрозовая тишина. Немного погодя Трюдо увидел, как Доминик расправил сведенные мышцы.

– Благодарю за предостережение – и за совет, – сухо промолвил он. Его глаза, только что горевшие злобой, затуманились. Понять, что у него на уме, было невозможно.

Трюдо настороженно пожал плечами:

– Порой самое правильное – это оставаться честным, особенно когда предстоит длительный совместный путь и работа плечом к плечу.

Мариса, чувствуя себя совершенно разбитой и не имея сил постоять за себя, не знала о разговоре Доминика и Трюдо. Ей сообщила о нем Лали, всегда все замечавшая и ничего не пропускавшая мимо ушей. Посмеиваясь, она сказала:

– Видали, как капитан и Трюдо ходят вокруг друг друга что незнакомые коты? Недавно я застала их за разговором, напоминавшим ссору. Теперь они друг с другом подчеркнуто вежливы. Вот я и гадаю…