Ложь во спасение

— Можно вас на минуточку… Значит, она не желает называть меня больше на «ты». Мы сели в конце коридора на невысокий подоконник. За окном — парк, — а там, дальше, не видное отсюда — наше поле…

— Вы на меня сердитесь, Александра Романовна.

— Глупенький, за что?.

— Даже стали называть меня на «вы»…

— Это случайно. За что же мне на тебя сердиться.

— За утро…

— Дурачок! Для меня это был большой сюрприз.

— Так я и паясничал только для вас.

— Спасибо.

— Шурочка…

— Да.

— Мы пойдем сегодня гуда, в поле?.. Почему вы молчите.

— Наверное, потому, что думаю…

— Пойдем!

— Не знаю, как тебе это объяснить… Понимаешь, я тебе очень благодарна… признательна…

— За что?.

— За вас, — за то, что ты не хромаешь, за то, что ты сделал это ради меня. Я же понимаю.

— Так мы пойдем сегодня? Она отрицательно покачала годовой и вздохнула.

— Ты очень хороший, но мы больше туда не пойдем.

— Почему?.

— Мне завтра в Прагу. И попутная машина… Очень рано.

— А зачем — в Прагу, походить, поглядеть?

Шурочка попыталась улыбнуться.

— Походить, поглядеть… У нее даже платка на этот случай не оказалось, и она, как маленькая, утирала слезы тыльной стороной ладони.

На другое утро, когда я уже сменил госпитальную пижаму на свою армейскую форму, наша медсестра, прощаясь со мной, сказала.

— Александра Романовна привет тебе передавали, наказывали ходить больше. Понял? Они еще до света уехали.

— А зачем ей вдруг в Прагу.

— Выходит, надо… — И вдруг всхлипнула: — Муж у ей там, в госпитале, без обеих ног… А ты — шагай, лейтенант, и будь счастлив!

С тех давних лет прошло уже почти полвека, я давно женат, люблю свою жену, сына, внука — самого лучшего на всем белом свете — и все равно нет-нет, а подумаю: где она сейчас, — Александра Романовна Хряшко?.. Как там ей?.. Звали — Шурочка, это я точно помню, а вот отчество — Романовна — придумал потому, что настоящее забыл. Где она?.. Где то лето сорок пятого?.. Где оно, то поле?..