Ложа рыси

Оно казалось невесомым. Он помедлил, представив его кончик в виде острия луча флуоресцентного света, освещающего присутствие невидимых элементов в матрице инертной материи. Положив перед собой пустую карточку, он окунул перо в баночку с тушью и аккуратно написал имя и адрес, стоявшими в списке первыми, все время удерживая в равновесии мысль о луче, пронзающем тьму, подобно лучу светильника на каске шахтера.

«Творец Света, — молча взмолился он, — сделай видимым невидимое. Пусть проявится сокрытое».

Медленно, аккуратно он переписал все имена на отдельные карточки. Их оказалось двадцать девять. Он изучал их, пока сохла тушь на последних карточках, позволяя резонансу каждого имени и названия отражаться в уме. Уверившись, что надписи не размажутся, он собрал карточки в пачку и несколько раз перетасовал. Потом разложил их на столе лицом вниз: пять на шесть рядов, пустое место в правом нижнем углу.

Взял с подставки на столе острый как бритва нож «Exacto», срезал маленький кусочек серебра с медальона Рыси и приладил на кусок нитки. На миг закрыл глаза, формулируя образ маятника в виде стрелки компаса, настроенного на источник энергии, который он пытался найти. Потом, держа маятник над разложенными карточками — левой рукой, потому что правое плечо не выдержало бы напряжения, — он сосредоточился на направлении серебра к человеку, оживившему его.

Начав с левого верхнего угла расклада, он привел маятник в движение. Чтобы маятник двигался методично, он медленно вел его горизонтально между рядами карточек, высматривая отклонение. Между третьим и четвертым рядами он почувствовал слабый рывок к карте на пересечении четвертого сверху и третьего слева рядов. И снова ощутил отклонение, когда шел между четвертым и пятым рядами.

Неторопливо кивнув самому себе, он вытащил карандаш из среднего ящика стола и, приподняв карточку, подсунул карандаш под нее и сделал пометку на внутренней стороне. Отложив карандаш, он смешал карточки, не глядя на помеченную, и снова разложил их, повторив упражнение и пометив лежащую на пересечении второго ряда сверху и второго справа. Повторив упражнение в третий раз и пометив карточку, выделенную маятником, он отложил маятник и поднял карточку, на миг взвесив ее в руке, прежде чем посмотреть. Три нечеткие карандашные метки пришлись на карточку с именем «Фрэнсис Ребурн» и адресом «Нижний Леки, близ Стерлинга».

Адам неподвижно сидел несколько минут, крепко сжав губы и обдумывая важность этого открытия. Простая концентрация на имени нечего не выявила, но это, конечно, было серьезным признаком того, что этот Ребурн как-то вовлечен. Три «попадания» при слепом поиске выходили далеко за пределы случайного совпадения.

А если Ребурн был тем человеком, который направлял молнии — виновным в смерти Рэндалла Стюарта, Иена Макферсона и масонов Дунфермлина, — то долг Адама — выследить его, разоружить и передать гражданскому суду, если это будет возможно. Но начинали появляться только края картины, и Адам прекрасно сознавал ловушки, присущие слишком торопливым действиям на слишком малых основаниях.

Он задумчиво поднял телефонную трубку и набрал домашний номер Маклеода.

— Ноэль, простите, что снова тревожу вас в воскресенье, — сказал он, когда ответил сам Маклеод, — но я нашел след, который, по-моему, ведет к добыче. Я внимательно изучал записи бесед в Стерлинге в связи с той штукой, которую вы с Перегрином отыскали в Дунфермлине. Думаю, нам нужно навести очень осторожные, сдержанные справки о человеке по имени Фрэнсис Ребурн.

* * *

Пока Адам Синклер экспериментировал с картами и маятником, доктор Престон Вемисс ехал на беседу, к которой он нисколько не стремился. Съежившись на заднем сиденье вертолета Фрэнсиса Ребурна, он больше часа репетировал защитную речь, пока под ними проносились покрытые снегом леса Балморала и впереди поднимались белые пики Кэйрнгормских гор. Все еще смутно болела голова от удара, который он получил более суток назад во время безуспешной попытки закончить то, что начал Барклей, а от страха перед тем, что ждало впереди, сводило живот.

Ни Ребурн, ни Барклей не разговаривали с ним после отлета. Вемисс знал, что он в немилости. К тому времени, как впереди показался замок, бывший их местом назначения, ту небольшую самоуверенность, с которой он отправлялся в путь, почти разъело тошнотворное отчаяние. Когда Барклей начал снижаться, чтобы сесть на заднем дворе — Вемиссу даже не оказали чести войти в замок через парадный вход, — доктор четко сознавал, что все его объяснения скорее всего прозвучат как оправдания.