Ложечник

Ты тогда был на один зубок. Маленький и тощий. Но сейчас…

На склоне, высоко над хижиной, росла кривая сосна. С одной стороны ее ветки опускались до земли. Янис на четвереньках подполз под дерево и сидел, сжавшись в комок, у самого ствола.

Зря он ушел. Теперь Схенкельман может там хозяйничать как хочет, и никто ему не помешает. Может совать свой нос куда ему вздумается. Возьмет и перебьет все бутылки для зелья. Или выгребет последние остатки каши. Или самое страшное: повалится на кровать и заснет, положив свои грязные сапоги прямо на кроличье одеяло. Но что бы он там ни вытворял, Янис отсюда не уйдет. Схенкельман слишком много говорит. Он засоряет твою голову словами, пока ты не сойдешь с ума. Тут, наверху, спокойнее. Янису нужно собраться с мыслями. Он знает, где правда. Он знает, откуда он. Фрид никогда этого не скрывал: он рассказывал, что произошло, когда Янис его просил, а иногда, если все дела были сделаны, и сам заводил этот разговор.

Во время своих странствий пришел Фрид в одну деревню и услышал, как плачет младенец. Вокруг стояло невероятное запустение.

– Какое такое невероятное запустение? – спросил как-то Янис.

Дело было зимним вечером, они сидели у очага.

Фрид понизил голос:

– Такое запустение, какое бывает, когда Великая хворь своим поганым дыханием пройдется по домам. Она обгладывает людей дочиста, малыш. Начинает с носа и пальцев и не останавливается, пока не сожрет человека целиком.

– Но не меня.

– Ты тогда был на один зубок. Маленький и тощий. Но сейчас… – Фрид перешел на шепот. – Сейчас нам нужно быть осторожными. Ты теперь не только кожа да кости, у тебя вон и жирок кое-где появился.

Янис потрогал свою руку. Нащупал кость, и мясо, и кожу, совсем тонкую: Великой хвори не составит никакого труда прогрызть ее насквозь.

– И посреди этого невероятного запустения лежал ты, – произнес Фрид уже обычным голосом. – Я не знал, чей ты. В деревне все умерли, всех покосила Великая хворь, так что спросить было не у кого. Я спрятал тебя к себе под одежду, чтобы согреть. Нужно было что-то делать, ты обессилел от голода, я боялся, что ты уже не очухаешься.

– И тогда ты встретил Берту.

– Да, – кивнул Фрид. – Нам повезло. Я шел полдня, может больше, и встретил Берту. Она тоже скиталась, со своим ребенком. Берта сказала, что покормит тебя, если я назову твое имя. Я назвал первое имя, которое пришло мне в голову.

– Янис, – сказал Янис.

– Именно, – согласился Фрид. – Ты получил сразу и имя, и грудное молоко. Она покормила тебя в тот день, и на следующий, и еще много дней, пока ты не научился есть твердую пищу. Берта была очень милая, и здоровьем ее господь не обделил. Я бы и дальше продолжал путь с ней вместе, но она решила по-своему. Она всё время приглядывалась к моему носу. Всё искала первое пятнышко, с которого начинается Великая хворь. Каждое утро требовала показать руки. И пересчитывала пальцы. Прошло несколько месяцев, и однажды она собрала свои пожитки и ушла, прихватив собственного ребенка. Что ж, она права. Поодиночке больше шансов выжить. – Фрид не отрываясь смотрел в огонь. – Твои отец с матерью тоже это знали, – произнес он наконец. – В одиночку у тебя больше шансов. До них дотянулась Великая хворь, и они оставили тебя одного. Так они спасли тебе жизнь.

– Это ты спас мне жизнь.

– А это уже случайность, – возразил Фрид.

Янис прислонился к стволу сосны. Он был сухой и сучковатый. Как всё начиналось, Янис слышал только от Фрида. Это не настоящие воспоминания. Это воспоминания о словах. О рассказанных историях.

Первые настоящие воспоминания были не такие ранние. Дом с красной дверью. Там они с Фридом жили вдвоем. У них была кое-какая скотинка: пятнистая свинья и ослик. Лока тогда уже тоже у них была. Дом стоял в горах, а перед ним раскинулся луг. Янис помнил запах свежескошенной травы. И что на лугу паслись две овцы.

Однажды им пришлось в спешке всё бросить и бежать. Великая хворь перекинулась на долину, сказал Фрид. Нужно было торопиться, поэтому вещей взяли совсем немного. Долго шли по лесу, много дней. Поздно вечером Фрид разворачивал шерстяное одеяло, и они спали, прижавшись друг к другу. Лока клала голову Янису на ноги. Ночи были короткие, а как только рассветало, они снова пускались в путь. Несколько раз им попадались жилища. Тогда Фрид ускорял шаг и продолжал идти, пока дома не оставались далеко позади.

Янис всё спрашивал, почему же они не взяли ослика. Сильно уставали ноги, и лучше было бы ехать верхом.

– Ослики слишком шумят, – отвечал Фрид. – Нельзя, чтобы нас услышала Великая хворь.

– У нее, что, уши есть?

– Вот такие, – Фрид развел руки далеко от головы, показывая, где у хвори кончаются уши.

Лес кончился, и началась голая пустошь. Они шли мимо озера. Было пасмурно, вода казалась черной. Потом опять был лес и горы. Шерстяное одеяло истончилось, по ночам они дрожали от холода.