Ложись

Искалеченный солдат, отпихивая их рукой и ногами, упал на землю, упираясь, как пьяный. И пока ему не повесили через плечо сумку с загаженной рубашкой, он не успокоился. Только после этого он отправился на своих двоих в санчасть, больше заботясь о паршивой сумке, чем об искалеченной руке.

Потом сидели в глубоких траншеях, полных воды. Землянок не отрыли. Спали плохо. Мучали мухи, зловоние, гноящиеся раны. Не давал покоя ружейный и минометный огонь. Однако жаловаться не приходилось: потерь не было.

Через несколько дней предмостное укрепление было взято. Подбросили несколько эскадрилий истребителей и тяжелых бомбардировщиков. Бомбежку ожидали со страхом. Объект был небольшой, легко было ошибиться при заходе на цель. Земля дрожала, как при землетрясении. Бомбили с поразительной точностью. Одновременно били из минометов. Укрепление было захвачено лобовой атакой.

Вернулись в деревню, где останавливались на отдых. Аугусто с Рокой и Эспиналем выкупались в речушке, протекавшей поблизости. О войне не говорили. У Аугусто опять появилась та отрешенная улыбка, которая так поразила когда-то друзей.

— Почему ты не пытаешься устроиться в авточасть?

— Как? У меня нет никаких связей. Мой зять говорил с одним капитаном, но после этой заварухи на Эбро… Не знаю! Пожалуй, лучше постараться поступить на краткосрочные курсы младших лейтенантов. Думаю, что с моим образованием сейчас примут.

— Но…

— Знаю наперед, что ты скажешь. Что все мои суеверия — ерунда, как и мое желание выжить, страх перед развернутой цепью, моя выдумка насчет Родригеса, но, по-моему, я такой же трус и такой же храбрец, как остальные. Я иду туда, куда мне приказывают, не отчаиваясь, не хныча, не закатывая истерики, хотя мне очень страшно. Но если приходится стрелять, лучше стрелять офицером. По крайней мере отдохну хоть немного, пока буду на курсах.

— А это не так плохо, дружище!

Аугусто улыбнулся.

— Ты думаешь? Однако из этого тоже может ничего не получиться. Не спрашивай почему. Люди так глупо устроены.

Аугусто болтает, смеется, шутит со своими друзьями Рокой и Эспиналем. Но когда он один, его охватывает тоска. «Берта, наверно, тоже страдает». Она, как и он, осталась одна, без помощи, без надежды.

И сейчас Аугусто один. Он идет к дому, в котором расположилась канцелярия. Рока отправился в штаб. Итак, Аугусто один. У него ничего не осталось: ни воспоминаний, ни иллюзий. Жарко. Аугусто вспотел. Капли пота стекают по лбу, щекочут брови. Ночь входит в окно и застигает его врасплох. Неужели ему суждено упасть в ее черную бездну и сгинуть там? Он ничего не знает, смутные, неясные мысли не дают ему сосредоточиться. В доме напротив он видит продолговатое окно. Оно закрыто. Стекла отражают свет луны, и окно кажется дверями, распахнутыми в какой-то таинственный мир. Лает собака. Потом все затихает. Темнота и молчание сгущаются. Чувство одиночества становится нестерпимым. Аугусто на ощупь блуждает в лабиринте своих горьких мыслей. Ночь разрывает выстрел. Аугусто вскакивает и высовывается в окно. Всматривается в темноту. Лают собаки, где-то далеко слышны голоса. Снова все замолкает.

Через полчаса приходит Рока.

— Слышал?

— Выстрел? Да. А что случилось?

— Солдат из второй застрелился. Поставил винтовку перед собой, зажал ногами, упер дуло в лоб и нажал спусковой крючок палкой. Его нашли сидящим у стены. Он еще держал палку.

— Какой ужас!

— Капрал из второй рассказал мне, что в Торреламео он все время говорил: «Хоть бы меня убили. Я больше не выдержу!»

— Несколько минут назад я тоже чувствовал себя бесконечно одиноким и несчастным. Все мы так живем, каждый замкнувшись в себе, даже и не подозревая, что вокруг нас есть люди, которые в нас нуждаются и которые еще более одиноки, чем мы, — пробормотал Аугусто.

Глава тридцать шестая

Им не дали отдохнуть и недели. В начале сентября вернулись в Балагер. Начались переброски с участка на участок. Один за другим шли дни, нудные, однообразные. На фронте было спокойно, лишь иногда постреливала артиллерия да слышалась ружейная пальба. Аугусто вновь обрел спокойствие, веру, надежду на будущее. «Когда кончится война…» Он мечтал, что встретит девушку, такую же хорошую, как Берта.

Эспиналь и Рока приходили к Аугусто. Они были словно чем-то огорчены и озабочены.

— Не строй такой рожи, — сказал он как-то Эспиналю. — У меня хорошее настроение.

— Как хочешь, но… — Эспиналь печально умолк.

Аугусто разговаривал с друзьями, с солдатами, смеялся и пел. Когда их отводили с передовой на отдых, купался в Сегре, а потом долго гулял один. Медленно ходил по виноградникам. Несколько дней подряд Аугусто питался почти одним виноградом. Срывал гроздь и с наслаждением съедал ее. Трогал листья, тугие лозы, осторожно касался кончиками пальцев налившихся ягод, ласково протягивал руку к пчелам и осам. Пьянящая радость охватывала Аугусто, когда он бродил по полям.