Она внезапно поняла всю нелепость того, что наговорила на автоответчик Марти: «Ублюдок — после того, как я совершила для него такую выгодную сделку, когда он покупал дом». Она продала Марку Ариману его нынешнее жилище восемнадцать месяцев назад, за два месяца до того, как у нее возникла агорафобия. Она представляла продавца, а доктор явился смотреть дом и попросил, чтобы она представляла еще и его. Она провела чертовски хорошую работу, и ей удалось соблюсти в максимальной степени интересы как покупателя, так и продавца. И все же никто, пожалуй, не стал бы рассчитывать, что если бы среди клиентов оказался маньяк-человеконенавистник, то он зарезал бы ее более нежно из-за того, что в общении с ним она проявила себя честным и порядочным риелтором.
Она начала было смеяться, подавила смех, попыталась найти убежище в вине, обнаружила, что его не осталось, и, поставив пустой стакан, взяла пистолет.
— Марти, ну, пожалуйста. Позвони! Позвони!
Телефон зазвонил.
Сьюзен отложила пистолет и схватила трубку.
— Да, — сказала она.
И, прежде чем она смогла выговорить хоть еще одно слово, мужской голос произнес:
— Бен Марко.
— Я слушаю.
ГЛАВА 38
Восстановив сновидение в памяти, Дасти теперь шел по нему, как турист по музею, неторопливо рассматривая каждый готический образ. Цапля в окне, цапля в комнате. Тихие вспышки сверкающей молнии среди невероятного — без грома и дождя — шторма. Медное дерево с мешком глюкозы вместо плода. Медитирующая Марти.
Изучая свой кошмар, Дасти все больше и больше убеждался в том, что в нем была скрыта какая-то чудовищная правда; так в самой последней коробочке из китайского набора сидит скорпион. В этот непонятный набор входило очень много коробочек, однако многие из них было трудно открыть, и правда осталась спрятанной, готовой ужалить.
В конце концов, расстроенный, он встал с кровати и пошел в ванную. Марти спала так крепко, ее руки и ноги были так надежно связаны галстуками Дасти, что было маловероятно, что она проснется, а тем более выберется из комнаты, пока его не будет рядом с нею.
Спустя несколько минут, когда Дасти мыл руки над раковиной, его посетило озарение. Это было не внезапное осознание значения сновидения, а ответ на тот вопрос, над которым он ломал голову раньше, до того, как Марти проснулась и потребовала, чтобы он связал ее.
Хокку, которое декламировал Скит.
Скит сказал, что сосновые иглы — это поручения.
Пытаясь понять смысл этой фразы, Дасти мысленно составил список синонимов к слову «поручение», но это не помогло ему.
Теперь, когда он струей горячей воды смывал мыло с рук, в его сознании возник еще один ряд слов.
Дасти стоял около раковины почти так же, как Скит в ванной в «Новой жизни» держал руки под струей кипятка, и обдумывал слово
Внезапно ему показалось, что тонкие волоски у него на шее стали жесткими, как натянутые струны рояля, только вместо звуковых волн от них распространялся мороз, отдававшийся вибрирующим глиссандо в каждом позвонке.
Имя
—
—
—
—
—
—
—
—
Скит ответил на вопросы только вопросами, адресованными к нему самому, Дасти, как будто ожидал подсказки, что ему следует думать или делать, но реагировал на утверждения, как на команды, а на настоящие команды — так, словно они исходили из уст господа. Когда Дасти, расстроенный, сказал: «Ах, поспи немного и дай мне передохнуть!» — его брат сразу же оказался в сонном забытьи.
Скит сказал о хокку, что это «правила», и Дасти позднее решил, что эти стихи — своеобразный механизм, простое устройство с мощным действием, вербальный эквивалент спускового крючка, хотя, в общем-то, не понимал, что он имеет в виду.
Теперь же, продолжая изучать возможные ответвления от слова «инструкция», он понял, что хокку лучше воспринимать не в качестве механизма, не в качестве устройства, а в качестве операционной системы компьютера, программного обеспечения, которое позволяет вводить команды, понимать их и сопровождать их выполнение.
И какой же, черт побери, вывод можно с помощью дедукции сделать из гипотезы «хокку как программное обеспечение»? Что Скит был… запрограммирован?
Когда Дасти выключал воду, ему послышался слабый звонок телефона.