Ложная память

— Несколько человек поверили. Но из тех, чье мнение что-то значило, — только один. Полицейский. Он начал проверять алиби Аримана и, вероятно, нашел какую-то зацепку, потому что ему вскоре перебили суставы. А когда он выздоровел, то ему поручили другое дело, а это закрыли.

— Как вы считаете, он согласится поговорить с нами? — спросил Дасти.

— Да. Думаю, что теперь, когда прошло столько времени, он согласится. Я позвоню ему и расскажу о вас.

— Было бы хорошо, если бы вы смогли договориться с ним на этот вечер. Вероятно, завтра Чейз Глисон устроит нам встречи с бывшими учениками «Зайчика» и мы будем заняты.

— Все, что вы пытаетесь сделать, не имеет никакого смысла, — сказал Пасторе. Он глядел в окно, но, скорее, видел перед собой либо прошлое, либо будущее. — Ариман неприкосновенен.

— Посмотрим.

Даже в сером свете, с трудом пробивавшемся сквозь толстый слой пыли, покрывавший стекло, грубые келоидные рубцы на лице Пасторе выделялись безобразными красными пятнами.

Как будто ощутив взгляд Марти, владелец ранчо обернулся к ней.

— Боюсь, что я теперь буду являться вам в ночных кошмарах, мэм.

— Только не мне. Мне нравится ваше лицо, мистер Пасторе. В нем видны честность и достоинство. Кроме того, человеку, которому довелось повстречаться с Марком Ариманом, никакие другие кошмары уже не страшны.

— Вы, без сомнения, правы, — ответил Пасторе, вновь повернувшись к затухавшему за окном дню.

Дасти выключил диктофон.

— Теперь можно удалить большую часть этих шрамов, — сказал Бернардо Пасторе. — Меня уговаривали сделать еще одну операцию на челюсти. Обещали, что воссоздадут ее естественный контур. Но какая мне разница, как я выгляжу?

Ни Дасти, ни Марти не нашлись что ответить. Владельцу ранчо было не больше сорока пяти лет, ему предстояла еще долгая жизнь, но никто не мог заставить его пожелать этой жизни. Никто, и в первую очередь он сам.

* * *

Дженнифер жила менее чем в двух милях от офиса. И в хорошую, и в плохую погоду она ходила на работу и с работы пешком, так как ходьба являлась такой же неотъемлемой частью ее здорового образа жизни, как и соевый сыр, проросшие бобы и гингко билоба.

Сегодня доктор попросил ее оказать ему услугу: отогнать его автомобиль в ремонтный цех представительства фирмы «Мерседес» и оставить его там, чтобы в машине заменили масло и шины.

— Они доставят вас домой в своей разъездной машине.

— О, в этом нет необходимости, — ответила она, — я доберусь оттуда пешком.

— Но это не меньше девяти миль.

— Неужели? Это далеко!

— А что, если пойдет дождь?

— Уже передали другой прогноз. Дождь будет завтра, а не сегодня. Ну, а как же вы попадете домой?

— Я сейчас пойду к Барнсу и Ноблю, пороюсь в книгах, — принялся уверенно лгать Ариман. — Потом я договорился встретиться со знакомым, мы немного выпьем, и он отвезет меня. — Ариман посмотрел на наручные часы. — Можно заканчивать. Скажем, минут через пятнадцать. Тогда вы, даже с учетом девятимильной прогулки, окажетесь дома в обычное время. И, кстати, возьмите тридцать долларов из кассы. Тогда вы сможете, если захотите, по дороге зайти пообедать в то заведение, которое вам так нравится, — кажется, «Зеленые луга»?

— Вы самый внимательный человек из всех, кого я знаю, — благодарно отозвалась секретарша.

Пятнадцати минут было вполне достаточно для Аримана, чтобы выйти из здания через главный вход, который находился вне поля зрения мальчишек из бежевого пикапа, перейти к соседнему дому и к находившейся за ним стоянке автомобилей, где его дожидался «Шевроле-Эль-Камино» 1959 года.

* * *

Скаковые круги и паддоки[53] были пусты: все обитавшие в местных конюшнях лошади дожидались снежной бури в теплых стойлах.

Когда Марти оглянулась, стоя возле автомобиля, усадебный дом уже не показался ей таким необычайным и романтическим, каким выглядел, когда они только подъехали к нему. Как и многие другие архитектурные сооружения Нью-Мексико, это место на первый взгляд производило впечатление волшебного творения, будто извлеченного могучим заклинанием из недр пустыни. Но теперь покрытые патиной времени глиняные стены уже выглядели не более романтическими, чем грязь, а сам дом, казалось, не вздымался из земли, а, наоборот, оседал, погружался в почву пустыни, из которой был рожден, и вскоре должен был исчезнуть, как будто никогда не существовал, вместе с теми людьми, которые некогда знали любовь и радость в его стенах.

— Интересно, во что же мы вляпались? — задумчиво сказал Дасти. Марти вела машину прочь от ранчо. — Что же такое Ариман… кроме того, чем он кажется?

— Ты имеешь в виду его связи, этот институт, тех, кто его защищает, и причины, по которым они это делают?

— Нет. — Его голос звучал негромко и торжественно, словно он говорил о чем-то священном. — Кто он такой, этот парень, если только отказаться от самых очевидных и простых определений?

— Человеконенавистник, страдающий комплексом Нарцисса, согласно доктору Клостерману. — Но Марти сама знала, что это тоже не те слова, которые он пытался найти.