Поскольку Марти никогда не нарушала своих обещаний и приобрела таким образом изрядный кредит морального капитала, Сьюзен не обиделась на то, что обещанный телефонный звонок так и не прозвучал до одиннадцати часов, а скорее почувствовала некоторое беспокойство. Она сама набрала номер подруги, услышала голос автоответчика и забеспокоилась сильнее.
Без всякого сомнения, Марти была потрясена рассказом Сьюзен о призрачном насильнике, который свободно проникал сквозь запертые двери. Она попросила дать ей немного времени, чтобы подумать. Но Марти терпеть не могла увиливать от прямого разговора или разводить излишнюю дипломатию. К настоящему времени она должна была либо прийти к какому-то выводу и дать совет, либо позвонить и сообщить, что ей нужны дополнительные доказательства для того, чтобы уверовать в эту поистине невероятную историю.
— Это я, — сообщила Сьюзен автоответчику. — Что-то случилось? С тобой все в порядке? Может быть, ты думаешь, что я схожу с ума? Для этого у тебя есть все основания. Перезвони мне.
Она выждала еще несколько секунд, а затем повесила трубку.
Однако было маловероятно, чтобы Марти предложила что-либо более действенное, чем ее ловушка с видеокамерой, так что Сьюзен решила продолжать свои приготовления.
Она поставила полупустой бокал вина на тумбочку — не для того, чтобы пить, а в качестве реквизита ее постановки. Потом она уложила в постели высокую стопку подушек, и расположилась, опираясь на них спиной. Она была слишком возбуждена для того, чтобы читать.
Чуть позже она включила телевизор и некоторое время пыталась смотреть «Темный коридор», но так и не смогла сосредоточиться на перипетиях старого кинофильма. Ее мысли блуждали по куда более темным и пугающим коридорам, чем те, что приходилось преодолевать героям Богарта и Бакалл[29]
.Хотя Сьюзен ощущала себя чрезвычайно возбужденной, она все же не могла не вспомнить о других ночах, когда непреодолимая вроде бы бессонница резко сменялась противоестественно глубоким сном — и насилием. Если ее на самом деле тайно пичкали наркотиками, то она не могла предугадать, в какой момент химикалии скажутся на ней, и совершенно не желала обнаружить, проснувшись поутру, что опять подверглась насилию, а видеокамеру так и не включила.
Поэтому в полночь она подошла к бидермейеровской тумбе, просунула палец между листьями плюща, включила видеозапись и вернулась в кровать. Если в час ночи она все еще не будет спать, то перемотает кассету и начнет съемку сначала, сделает то же самое в два и в три часа. Таким образом, если она все же заснет, вероятность того, что пленка кончится до того, как негодяй войдет в комнату, будет меньше.
Она выключила телевизор. Во-первых, для того, чтобы получше разыграть сценарий «заснула во время чтения», и, во-вторых, потому, что он мог заглушить звуки, возникающие в других частях квартиры. И не успела пройти и минута после этого — Сьюзен только-только вознамерилась взять лежавшую рядом с нею книгу, — зазвонил телефон.
— Привет! — воскликнула она, уверенная, что это наконец-то звонит Марти.
— Это говорит Бен Марко.
И, как если бы этот Бен Марко был масонским колдуном, самый голос которого может двигать камни, сердце Сьюзен сразу же оказалось стиснуто гранитными стенами. И в то время как сердце отчаянно колотилось о стены тюрьмы, пытаясь вырваться из нее, сознание Сьюзен раскрылось, словно дом, с которого ураганом сорвало крышу; все ее мысли разом разлетелись в вихре смерча, легкие и ненужные, как пыль и паутина, а в ее голову из черной надмирной бесконечности проникла шепчущая темнота, неодолимое Присутствие, которое, столь же невидимое и холодное, как потусторонний дух, скользнуло сначала сквозь хрупкую кровлю ее сознания, а потом дальше, дальше, в самые глубины ее существа.
— Я слушаю, — сказала Сьюзен Бену Марко.
И сразу же ее отчаянное сердцебиение начало успокаиваться, и страх, бурливший в крови, улетучился.
— Зимний шторм… — сказал голос в телефоне.
— Шторм — это вы, — ответила она.
— Спрятался в рощу бамбука…
— Роща — это я.
— И понемногу утих.
— В тишине я узнаю, что должна сделать, — ответила Сьюзен.
И впрямь красиво. Когда литания правил закончилась, Сьюзен Джэггер погрузилась в море тишины: квартира вокруг нее была совершенно безмолвна, в ней самой царила глубокая тишь. Такая безжизненная пустота была, наверно, лишь до сотворения мира, пока бог не произнес: «Да будет свет».
Когда зимний шторм заговорил снова, его мягкий глубокий голос, казалось, слышался не в телефонной трубке, а раздавался внутри Сьюзен.
— Скажи мне, где ты.
— В кровати.
— Уверен, что ты одна. Скажи мне: я прав?
— Да, вы правы.
— Впусти меня.
— Да.
— Побыстрее.
Сьюзен положила трубку, поднялась из постели и поспешила через темную квартиру к входной двери. И, хотя она шла очень быстро, почти бежала, ее сердце билось все медленнее: сильнее, ровнее, спокойнее.