Это очень насыщенная, богатая на подробности история. Уильямс рассказывал ее много раз на различных мероприятиях, и не было никаких сомнений в том, что он абсолютно уверен в том, что говорит, иначе бы он не стал это делать на телевидении, во всеуслышание, чтобы все увидели это. И это действительно увидели все, включая тех, кто был на этом сбитом вертолете. «Извини, чувак, но что-то я не припоминаю тебя на моем вертолете», – написал один из них на странице программы NBC News в Facebook[154]
в ответ на видео, где Брайан Уильямс рассказывает о событии. Другой прокомментировал этот пост в Facebook: «На самом деле он был на моем вертолете, прилетели мы вслед за вами, минут на 30–40 позднее».Выяснилось, что Брайан Уильямс рассказывал историю, случившуюся с вертолетом, летевшим впереди, – на сбитом вертолете он никогда не был, – а поскольку свидетелей было более чем достаточно, рассказ Уильямса было довольно просто разоблачить. Разразилась медийная буря. Все разом решили, что его пребывание в Ираке было сильно приукрашено с целью повышения рейтингов. Он извинился, но дело уже было сделано, и его авторитет был подорван.
Однако в силу особенностей моей работы я не могу не проанализировать то, как стремительно все пришли к выводу, что он просто врет. Мне кажется, что распинать кого-то за не вполне правдоподобный рассказ, не зная истинных мотивов, не слишком мудро, потому что мы в большинстве случаев не в состоянии отделить намеренно сфабрикованную историю от ненамеренно сфабрикованной, исключая ситуации, когда сам человек признается во вранье. Что действительно показывает данный пример, так это общие убеждения о природе памяти. Уильямса уличили во лжи, по крайней мере частичной, поскольку наше мнение о памяти гласит, что такое эмоциональное событие просто нельзя неправильно запомнить. Но так ли это?
Как и большинство людей, вы, вероятно, думаете, что травматические воспоминания как-то отличаются от всех прочих. При этом ваше определение таких воспоминаний может быть весьма противоречивым. Вы наверняка думаете, что, с одной стороны, мы часто забываем или подавляем слишком сильные по эмоциям воспоминания, с другой стороны, нам могут сниться кошмары о них или являться вспышки прошлого. Если это так, то вы наверняка считаете, что наши травматические воспоминания одновременно и хуже и лучше, чем те, которые не так сильно эмоционально окрашены. Но так ли это?
Стивен Портер из Университета Далхаузи и Анджела Берт из Университета Британской Колумбии в своей работе с метким и точным названием «Специфичны ли травматические воспоминания?»[155]
2001 г. высказывают мнение, что существует несколько различных точек зрения на высокоэмоциональные воспоминания.Первая из таких точек зрения – теория травматических воспоминаний, которая предполагает, что мы запоминаем тяжелые для нас события по-другому и часто хуже, чем обычные. Основная мысль заключается в том, что высокоэмоциональное воздействие травмирующего события перекрывает наши остальные способности обработки информации. Сторонники этой точки зрения скажут, например, что солдат в зоне военных действий может быть настолько сильно контужен – как в прямом, так и в переносном смысле, что у него могут возникнуть проблемы при кодировании или восстановлении последовательных воспоминаний о бое. На самом деле мы можем найти эту идею уже у Аристотеля: «Поэтому у тех, кто из-за страсти или по причине возраста пребывает в интенсивном движении, не возникает памяти, как если бы движение или перстень-печатка попали в текущую воду»[156]
.Эта точка зрения предполагает, что наши воспоминания о травмировавших нас событиях сохраняются в памяти как фрагментарные изображения, эмоции и ощущения, не связанные четкой структурой. Солдат может помнить запах поля боя, звук выстрелов и вкус крови, но не помнить при этом конкретных событий. Сторонники теории травматических воспоминаний заявляют, что именно поэтому люди, страдающие от посттравматического синдрома, часто испытывают мощные флешбэки, повторные переживания прошлого – они вспоминают лишь маленькие фрагменты травматических воспоминаний, а не события целиком.
Кроме идеи о том, что мы можем сохранять такие воспоминания в виде отдельных фрагментов, не связанных общей структурой, сторонники обсуждаемой точки зрения также заявляют, что в процессе высокоэмоциональных событий люди могут как бы «раздваиваться». Термин «раздвоение» используется по-разному, но наиболее часто он описывает такие симптомы, как дереализация – чувство, что мир вокруг не реален, и деперсонализация – чувство, что ты сам не реален[157]
. Такое раздвоение предположительно может возникнуть во время эмоционально значимых событий, когда человеку кажется, что он на самом деле не здесь в данный момент времени, или после такого события, когда человек постоянно испытывает ощущение своей нереальности.