И уже совсем инопланетное: у них нет генов. Пример с пчелиными сотами, который я привел в качестве аналогии, появился в одном малоизвестном трактате Дарвина[169]
(черт, вот кого я всегда мечтал процитировать!). Ближе к нашему времени небольшая, но все увеличивающаяся группа биологов начала проповедовать, что гены вообще и нуклеиновые кислоты в частности, как необходимые предпосылки развития жизни серьезно переоценены[170],[171]. Немалая доля сложности живых существ возникает как следствие не генетической программы, а сугубо физических и химических взаимодействий их составных частей[172],[173],[174],[175]. Конечно, все равно требуется нечто, задающее первоначальные условия для запуска этих процессов; вот тут и подключаются магнитные поля. В условиях «Роршаха» капризные цепочки нуклеотидов все равно не выжили бы.Да, может поинтересоваться любопытствующий зануда, но как эти ребята эволюционируют без генов? Как приспосабливаются к новым условиям? Как они – подразумевается вид – справляются с неожиданностями? Если бы Роберт Каннингем был сегодня с нами, он ответил бы нечто вроде: «Готов поклясться, что одна половина иммунной системы активно борется с другой. И не только иммунной. Часть нервной системы, похоже, старается, ну… взломать другую. Мне кажется, они эволюционируют внутри себя, как бы это безумно ни звучало. Весь организм на тканевом уровне воюет сам с собой, у него внутри идет клеточная гонка за Черной королевой. Все равно, что вырастить колонию проросших друг в друга опухолей и рассчитывать, что жестокая конкуренция не позволит ни одной из них взять верх. Играет ту же роль, что для нас секс и мутации». И если бы вы закатили глаза, услышав эту демагогию, он фыркнул бы вам дымом в лицо и сослался на интерпретацию одним иммунологом этих же идей, выраженных – кто бы мог подумать? – в фильме «Матрица: Революция»[176]
. Кроме того, он мог бы напомнить, что синаптические связи в нашем собственном мозгу формируются под действием подобного внутриорганизменного отбора[177], катализируемого отрезками паразитической ДНК, называемыми ретротранспозонами.В черновом варианте книги Каннингем действительно рассказывал нечто подобное, но проклятый текст был уже настолько перегружен лекциями, что я вырезал эту сцену. В конце концов, непосредственным проектировщиком шифровиков выступает «Роршах», он может со всем этим справляться вместо отдельно взятых существ. Одна из идей «Ложной слепоты» заключается в том, что граница между «живым» и «неживым» размыта[178]
,[179],[180], особенно в чреве злодейского объекта на оортовых окраинах.В этом, собственно, и суть проклятого эксперимента. Уберем вначале валуны с дороги. «Быть никем» Метцингера[181]
– самая тяжелая книга из всех, что мне доводилось читать (ее значительную часть я до сих пор не осилил), но в ней я столкнулся с наиболее крышесносными идеями из всех, что мне доводилось встречать в литературе и жизни. Когда дело доходит до природы сознания, большинство авторов становятся бесстыдными динамщиками. Пинкер называет свой труд «Как работает разум»[182] и на первой же странице признается, что «мы не знаем, как работает разум». Кох (парень, придумавший термин «агенты-зомби») пишет «В поисках сознания: нейробиологический подход»[183], где стыдливо обходит стороной вопрос, почему нервная деятельность должна порождать какое бы то ни было субъективное самосознание.Метцингер, возвышаясь над этими сопляками, берет быка за рога. Его гипотеза «мира-ноль» не только объясняет субъективное ощущение себя, но и дает понять, почему иллюзорный рассказчик от первого лица должен быть производным результатом определенных когнитивных систем. Понятия не имею, насколько он прав, – не мой уровень, – но он, по крайней мере, задал вопрос, который заставляет нас пялиться в потолок в третьем часу ночи, когда последняя сигарета давно докурена. Со многими симптомами и болезнями, попавшими в «Ложную слепоту», я впервые столкнулся в книге Метцингера. Любые утверждения или заявления в этом разделе, для которых не указан источник, скорее всего, происходят оттуда же.
Если нет, быть может, они взяты из «Иллюзии сознательной воли» Вегнера[184]
. Эта менее претенциозная и наиболее доступная книга данного автора изучает не столько природу сознания, сколько природу свободной воли, которую Вегнер вкратце описывает как «способ рассудка оценить сделанное». Он выдает собственный набор синдромов и болезней, укрепляющих в читателе умопомрачительное чувство хрупкости наших внутренних механизмов. И конечно, Оливер Сакс[185] посылал нам весточки с передовой сознания задолго до того, как вопрос о сознании стал таким хитом.