— Ты их просчитал. Из архитектуры «Роршаха», наверное, — форма подчинена функции, так? Ты каким-то образом обрел довольно точное представление о внешнем виде болтунов, еще до того, как кто-либо из нас с ними столкнулся. Или, по крайней мере… — Он затянулся; сигарета вспыхнула, как светодиод. — Часть тебя. Набор разделов бессознательного, денно и нощно пашущих на хозяина. Но показать тебе результат они не могут, верно? У тебя нет сознательного доступа на эти уровни. Так что одна извилина мозга пытается, как может, передать информацию другой. Передает записки под столом.
— Ложная слепота, — пробормотал я.
— Скорее шизофрения, только ты не голоса слышишь, а видишь картинки. Ты видел картинки. И все равно не понял.
Я сморгнул.
— Но как я мог… то есть…
— Что ты подумал — что на «Тезее» призраки завелись? Что болтуны с тобой общаются телепатически? Что ты… Китон, это важно. Тебе твердили, постоянно твердили, что ты всего лишь стенографист, в тебя вколотили столько уровней квелой пассивности, но ты все равно проявил инициативу, да? Надо было самому решить проблему. Единственное, чего ты не мог, — сознаться в этом самому себе. — Каннингем покачал головой. — Сири Китон. Посмотри, что с тобой сделали.
Он коснулся своего лица.
— Посмотри, что сделали со всеми нами, — прошептал он.
Банда парила в центре затемненного смотрового блистера. Когда я заглянул, она подвинулась, подтянулась к стенке и пристегнулась ремнем.
— Сьюзен? — спросил я.
Я, правда, не мог больше их различать.
— Я ее позову, — проговорила Мишель.
— Нет, ничего. Я хотел бы поговорить со всеми… Но Мишель уже скрылась. Полувидимая фигура исказилась у меня на глазах и промолвила:
— Она сейчас не в настроении беседовать. Я кивнул.
— Ты?
Джеймс пожала плечами.
— Я поболтать не против. Хотя и удивлена, что ты еще составляешь свои отчеты, после…
— Я… не составляю. Не для Земли.
Я оглянулся. Смотреть особенно не на что. Изнутри пузырь покрывала серой пленкой фарадеева сетка, застилая крупным зерном простор. Черным бубоном заслонял полнеба Бен. Поверх расплывчатых облачных поясов, в темном пурпуре, почти граничащим с чернотой, виднелось около дюжины слабых инверсионных следов. Из-за плеча Джеймс подмигивало Солнце, наше Солнце, яркая точка, при каждом движении головы диффрагирующая на слабые радужные осколки. И все, практически: звездный свет не мог пробиться сквозь сетку, как и отблески крупных темных частиц аккреционного пояса. Мириады булавочных точек жерлоносых шумовок терялись вовсе.
Кому-то, полагаю, это могло показаться утешительным.
— Пейзажик не фонтан, — заметил я.
«Тезей» в мгновение ока мог спроецировать на купол ясное, четкое изображение, реальней настоящего.
— Мишель нравится, — отозвалась Джеймс. — Ощущение. А Головолому нравятся эффекты дифракции, он любит… интерференционные узоры.
Некоторое время мы смотрели в пустоту, в тусклом полумраке. Свет, сочащийся из корабельного хребта, силуэтом отчерчивал профиль лингвиста.
— Ты меня подставила, — сказал я наконец. Она обернулась ко мне:
— О чем ты?
— Вы все это время говорили обо мне, верно? Все вы. И не привлекли меня, пока не… — как это она выразилась? — …обработали. Весь этот спектакль рассчитывался на то, чтобы вывести меня из равновесия. А потом Сарасти набросился на меня ни с того ни с сего, и…
— Mы об этом не знали. До того момента, как сигнал включился.
— Сигнал?
— Когда он поменял газовую смесь. Ты должен был слышать. Ты разве не за этим пришел?
— Он вызвал меня в палатку. И приказал смотреть. Она сумрачно взглянула на меня:
— Ты не пытался его остановить?
Крыть мне было нечем, осталось только пробормотать:
— Я просто… наблюдатель.
— А я-то думала, ты пытался остановить его… — Лингвист покачала головой. — Решила, что он поэтому на тебя набросился.
— Хочешь сказать, это не было подстроено? Что ты была не в курсе?
Я ей не верил. Но знал, Джеймс не лжет.
— Я-то думала, ты пытался их защитить. — Она тихо и совсем невесело посмеялась над своей ошибкой, потом отвернулась. — Наверное, следовало лучше знать.
Стоило. Eй стоило знать, что подчиняться приказам — одно дело, но встать на чью-то сторону значило лишь изменить собственной честности.
И мне следовало бы к этому привыкнуть.
— Это был наглядный урок, — напирал я. — У… учебная миссия. Невозможно пытать неразумное существо, и… и я слышал тебя, Сьюзен. Для тебя это не было новостью, ни для кого, кроме меня, и…
И вы скрывали это от Меня. Все скрывали. Ты, и вся твоя банда, и Аманда тоже. Вы не один день пережевывали эти данные и приложили массу усилий, чтобы их утаить.
Как я это упустил? Как?
— Юкка приказал не обсуждать с тобой этот вопрос, — созналась Сьюзен.
— Почему?! Именно ради этого я здесь!
— Он сказал, ты будешь… упорствовать. Если выбрать неверный подход.
— Подход! Сьюзен, он на меня набросился! Ты же видела, он…
— Мы не знали, что он на это пойдет. Никто из нас не знал.
— И зачем он это сделал? Ради победы в споре?
— Он так говорит.
— Ты ему веришь?