Майор пожала плечами. Ее роботы обнюхивали провалы туннелей вокруг, посыпая их сонарными импульсами. Отзвуки расчерчивали на моем дисплее клочковатую трехмерную карту: цветные кляксы, размазанные по невидимым стенкам. Мы были точками в центре нервного узла, стайкой паразитов, обсевших огромного, выеденного изнутри хозяина. Коридоры загибались плавными спиралями, каждый в своем направлении. Сонар заглядывал в их глубину лишь на пару метров дальше, чем наши взгляды. И ни зрение, ни ультразвук не позволяли с ходу отличить один от другого.
Прежде чем отплыть собственной неторной тропой, Бейтс ткнула в сторону какого-то из проходов:
— Китон.
И другого:
— Саша.
Я нервно глянул туда.
— Какие-то особые…
— Двадцать пять минут, — отрезала она.
Я развернулся и медленно поплыл по отведенному мне пути. Туннель загибался по часовой стрелке пологой, непримечательной спиралью; метре на двадцатом кривизна его скрыла бы от взгляда выход, даже если бы этого уже не сделал туман. Мои зонд плыл впереди; тысячей крошечных челюстей стучал сонар, с далекой катушки на перекрестке разматывался фал.
Этот поводок меня успокаивал. Он был короткий. Пехотинцы имели радиус действия девяносто метров, и не больше, а мы получили строгий приказ постоянно прятаться у них под крылом. Эта мрачная чумная нора может уходить хоть в самый ад, но никто не ждет, что я полезу по ней так далеко. Мою трусость одобрили сверху.
Еще пятьдесят метров. Пятьдесят, и я смогу развернуться и драпануть, поджав хвост. А до тех пор надо всего лишь стиснуть зубы, сосредоточиться и записывать: все, что видишь, приказал Сарасти. И чего не видишь — насколько возможно. И надеяться, что новый, сокращенный лимит времени истечет прежде, чем "Роршах" очередным пиком отправит нас в слюнявый маразм.
Стены вокруг меня вздрагивали и сотрясались, словно плоть свежей добычи. Что-то промелькнуло мимо с тихим хихиканьем.
Сосредоточиться. Записывать. Если робот этого не видит — оно не существует.
На шестьдесят пятом метре очередной призрак забрался ко мне под шлем.
Я пытался его игнорировать. Пытался отвернуться. Но этот фантом колыхался не на краю поля зрения; он плыл в самой середке смотрового стекла комком клубящейся тошноты между мной и дисплеем. Я стиснул зубы и попытался отвести взгляд, глядя в глухую кровавую мглу по сторонам, наблюдая за судорожно разворачивающимися траве/ютами в крошечных окошках, подписанных "Бейтс" и "Джеймс". Там — ничего. А тут, прямо у меня перед носом, очередной роршаховский мозгоед заляпал грязными пальцами экран сонара.
— Новый симптом, — сообщил я. — Непериферические галлюцинации, стабильные, но практически бесформенные. Пика нет, насколько могу…
Вкладку с ярлычком "Бейтс" резко занесло.
— Кит…
Голос оборвался. Окно погасло.
Не только окно Бейтс. Вкладка Саши и сонар зонда сморгнули и погасли в тот же момент, оставив дисплей опустевшим, если не считать внутренней телеметрии скафа и мерцающего красного индикатора: "Связь прервана". Я резко обернулся, но пехотинец висел на своем месте, в трех метрах за моим правым плечом. Я хорошо видел оптический порт — вделанный в кирасу рубиновый ноготок.
А оружейные порты просто бросались в глаза. Нацеленные на меня.
Я застыл. Робот, словно от ужаса, сотрясался на магнитном ветру. Ужаса передо мной. Или…
Или чего-то за моей спиной…
Я начал разворачиваться. В глазах у меня зарябило от помех, донесся — едва-едва — вроде бы голос:
— …ля шевели… Кит… не…
— Бейтс? Бейтс?
На месте "Связь прервана" расцвел другой индикатор. По какой-то причине пехотинец переключился на радиосвязь, и, хотя мы находились на расстоянии вытянутой руки, я едва мог разобрать слова.
Фарш из слов:
— …у тебя… прямо перед то… И Саша, чуть яснее:
— …ак он не видит?..
— Вижу что? Саша! Кто-нибудь! Что, что не вижу?
— …прием? Китон, ты меня слышишь?
Бейтс каким-то образом усилила сигнал. Помехи гремели, как океан, но я мог разобрать слова на их фоне. — Да! Что?..
— Не шевелись, ты понял? Замри совсем. Подтверди.
— Подтверждаю. — Зонд неуверенно держал меня на прицеле. Темные зрачки стереокамер судорожно подмаргивали, стягиваясь в точки. — Что…
— Kитон, прямо перед тобой что-то есть. Между тобой и солдатом. Неужели ты не видишь?
— Н-нет. Дисплей сдох…
— Как он может не видеть, — вмешалась Саша, — когда оно прямо…
— Размером с человека, — перелаяла ее Бейтс, — радиально-симметричное, восемь, девять конечностей. Вроде щупалец, но… сегментированных. Шипастых.
— Ничего не вижу, — проговорил я.
Но я видел: видел, как что-то тянулось ко мне — тогда, в саркофаге, на борту "Тезея". Видел, как что-то неподвижно лежало, свернувшись клубком в корабельном хребте, наблюдая, как мы выкладываем свои планы.
Я видел, как сжималась в комочек синестет Мишель. Его нельзя увидеть. Оно не… невидимое…
— Что оно делает? — спросил я.
И почему я его не вижу? Почему я его не вижу?
— Просто… висит в воздухе. Руками помахивает. О, ч… Кит!..