Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

Кранц вышла из магазина и снова спряталась в тени. Сняв со своего приобретения обертку из рисовой бумаги, она опустила клинок в ножны, сшитые на заказ, чтобы носить их под джинсами. Ножны оказались точно по мерке: меч скользнул в них, как револьвер в кобуру.

Секретарша в приемной не смогла скрыть удивления при появлении швейцара, который внес и поставил на пол у стены деревянный футляр.

Анна не стала ничего объяснять, только представилась.

— Господин Накамура сейчас беседует с другим кандидатом, но вскоре освободится, — сообщила секретарша.

— Беседует о чем? — поинтересовалась Анна.

— Не имею представления, — ответила девушка, немало, видимо, изумившись тому, что кандидат, приглашенный на собеседование, задает подобный вопрос.

Анна в ожидании уселась рядом с футляром. Японцы известны своей пунктуальностью, так что Анна не удивилась, когда без двух минут четыре появилась безукоризненно одетая женщина, поклонилась ей и пригласила следовать за собой.

— Благодарю, — сказала Анна.

Они прошли длинный коридор, остановились у последней двери. Секретарша тихо постучала, открыла дверь и объявила:

— Доктор Петреску.

Господин Накамура поднялся из-за стола и пошел навстречу Анне, которая застыла с открытым ртом. Причиной тому был не стройный низкорослый брюнет в костюме, явно пошитом на заказ где-нибудь в Париже или Милане. Анну впечатлил кабинет господина Накамуры — совершенный квадрат с цельным стеклом на месте одной стены. За стеклом располагался зимний сад — с извилистой «рекой», ивами по обоим ее берегам и мостиком, укрытым ивовыми ветвями.

На стене за креслом Накамуры висела картина — точная копия того, что было за стеклом. Анна закрыла рот и повернулась к хозяину кабинета.

Господин Накамура улыбался, очень довольный эффектом, который произвел его Моне, но его первый вопрос ошеломил Анну:

— Как вам удалось пережить одиннадцатое сентября? Если я правильно помню, ваш офис находился в Северной башне.

— Просто мне очень повезло, а вот некоторым из моих коллег…

Господин Накамура поднял руку:

— Приношу извинения. С моей стороны это было бестактно. Не возражаете, если мы начнем собеседование с вопроса о происхождении картин в этой комнате — и начнем с Моне?

— «Японский мост, пруд с кувшинками», картина маслом. Предыдущий владелец — некий мистер Кларк из Сангтона, штат Огайо. Продана на аукционе «Кристис» за двадцать шесть миллионов долларов, но я не знала, что ее приобрели вы.

Господин Накамура довольно улыбнулся.

Анна повернулась к противоположной стене, подумала и продолжила:

— Какое-то время я задавалась вопросом, где осела эта картина. Бесспорно, Ренуар. «Мадам Дюпре с детьми», также известна под названием «Урок чтения». Продана в Париже Роже Дюпре, чей дед купил ее у автора в 1868 году. — Анна повернулась к последней работе и объявила с улыбкой: — Проще простого. Одна из поздних работ Мане для парижского салона, написана, вероятно, в 1871 году. Название — «Обед в кафе „Гербуа“».

Накамура поклонился:

— Вы приняты.

— Принята, Накамура-сан?

— Разве вы прибыли не для того, чтобы поступать на должность исполнительного директора моего фонда?

— Нет. Мне лестно, что вы выбрали меня, но на самом деле я прилетела обсудить с вами совершенно другое дело.

Накамура кивнул с явным огорчением и перевел взгляд на деревянный футляр.

— Небольшой подарок, — улыбнулась Анна.

— В таком случае мне нельзя его открывать, пока вы здесь.

Анна утвердительно кивнула — она знала про этот японский обычай.

— Садитесь, пожалуйста. Итак, какова цель вашей встречи со мной? — спросил он, откинувшись на спинку кресла и пристально на нее посмотрев.

— Думаю, у меня есть картина, от которой вы не сможете отказаться.

— Не хуже той пастели Дега, что вы для меня купили?

— Ничуть, — слишком, пожалуй, восторженно ответила Анна.

— Художник?

— Ван Гог.

Накамура улыбнулся:

— Название?

— «Автопортрет с перевязанным ухом».

— Предполагаю, имеется в виду «Автопортрет», купленный пятым графом Уэнтвортом. О какой сумме идет речь?

— О шестидесяти миллионах долларов, — не моргнув, ответила Анна.

На миг непроницаемое выражение сменилось у него на лице удивлением.

— Почему этот шедевр оценивают настолько ниже его настоящей стоимости? — наконец спросил он. — Выдвигают какие-то условия?

— Продажа не должна стать достоянием гласности.

— Я всегда исхожу из этого принципа.

— Вы не можете перепродать картину как минимум десять лет.

— Картины я покупаю. Я продаю сталь, — сказал Накамура.

— В течение тех же десяти лет картину нельзя выставлять для всеобщего обозрения.

— Чьи интересы вы защищаете, юная леди? — спросил Накамура в лоб. — Брайса Фенстона или Виктории Уэнтворт?

Анна не ответила. Теперь она поняла, почему ее шеф в «Сотбис» как-то заметил, что недооценивать этого человека смерти подобно.

— С моей стороны было нескромно так ставить вопрос, — произнес Накамура. — Приношу извинения, — добавил он и поднялся. — Окажите мне любезность — позвольте обдумать ваше предложение до утра.

Он отвесил низкий поклон, давая понять, что встреча закончена.

— Разумеется, Накамура-сан, — сказала она, поклонившись в ответ.