Ложные надежды

— О, это… нет, я тогда не врал. Так и увёл жену у лучшего друга, — морщится Глеб, предсказуемо не желая дальше развивать эту тему. Выдерживает почти театральную паузу, даёт время на обдумывание уже услышанного, прежде чем заговорить дальше: — С настойчивостью Вики она из любого душу вытрясет. Именно поэтому я предложил эту идею с подставными отношениями с Ромой, чтобы у неё не возникло логичных вопросов, где и с кем ты стала проводить свободное время. Если ты сможешь иначе ей всё объяснить, то от этой части плана мы откажемся.

— Пусть всё остаётся, как есть, — говорю, упрямо игнорируя расползающиеся в довольной улыбке тонкие губы Измайлова. Хочется закатить глаза, но не вижу в этом никакого смысла: мы оба с самого начала знали, чем закончится этот разговор, и моё согласие было лишь делом времени и договорённости с собственной полудохлой гордостью.

— Рома встретит тебя сегодня после работы.

— Пусть цветочки не забудет, — я закрываю глаза и расслабляюсь. Пора насладиться последними спокойными часами до начала огромного спектакля.

Десять лет назад.

История родителей Кирилла походила на поучительную сказку с плохим концом, одну из тех, что на ночь рассказывают детям в назидание и предостережение от непоправимых ошибок.

Жила-была одна девочка. Была она поздним, долгожданным и вымоленным ребёнком у своих почти отчаявшихся родителей, поэтому любили её безмерно, оберегали и баловали, как могли. Девочка вышла славная: румяная, с большими ясными глазами, кукольными розовыми губами и копной вьющихся светлых волос. Маленький ангел с чудесным характером и чистой душой.

А у семьи, что жила в соседнем подъезде, рос мальчик. Красивый, умный, но избалованный.

И как это в сказках бывает, влюбились они друг в друга с первого взгляда, прямо в тот же момент, как потянулись к одной и той же лопатке в песочнице. Десять лет мальчик ей цветы с клумб срывал, послания мелом на асфальте писал, домой из школы провожал и на чай вечерами напрашивался. И девочка сдалась. И родители её, желавшие дочке только счастья, тоже сдались.

Да и кто бы не сдался? Ведь именно такой любви все хотят, о такой книжки пишут, даже сказки, вот, о ней рассказывают.

Только вот счастье разбилась вдребезги, столкнувшись с последствиями большой любви и подростковых ошибок.

Что именно произошло все поняли очень поздно, когда у хрупкой и тонкой девочки начал слишком сильно выделяться уже округлившийся живот.

Мальчик с того самого момента про любовь свою резко позабыл. И вспомнил, мол, с другими она постоянно вечерами гуляла, по подъездам целовалась да в гости захаживала, а он и вовсе жертвой был и пальцем девочку никогда не трогал. И родители его, люди обеспеченные и со связями, и свидетелей всех девочкиных грехов готовы были найти, и в суд, отцом мальчика возглавляемый, идти, и правды отчаянно добиваться, а от девочки — всеми силами избавляться.

Сказка закончилась, когда мальчик поспешно уехал с родителями в столицу, к лучшей жизни и большим возможностям, подальше от прозябания в глуши. Мальчик-то оказался с большими амбициями и напрочь отсутствующей совестью.

Родители девочки делать ничего не стали. Поплакали, смирились, и постарались как могли своей дочери помочь. Вот только последствия от пережитого тогда позора сказались на всех.

В графе «отец» у новорождённого Зайцева Кирилла Андреевича стоял жирный прочерк. А отчество-то всё равно было то, настоящее, хотя его мать от этого решения все отговаривали.

Кириллу было около трёх месяцев, когда умер его дедушка. Ещё через два года и череду изнурительных инсультов скончалась бабушка.

Мать тянула его, как могла, вынужденно оставшись без шанса получить нормальное образование и, как следствие, постараться найти достойную работу в нашем захудалом городишке. Из старой квартиры они спустя время переехали в другую, меньше и проще, зато рядом с будущей школой. И жизнь, в общем-то, устоялась и наладилась, придя к заветной точке равновесия и того счастья, которое только могло быть в неполной семье.

Только мама его, постоянно исхудавшая и измождённая, часто падала на улице, на ровном, казалось бы, месте, разбивая себе ноги и руки в кровь. Потом начались обмороки, из-за которых её уволили с работы. Потом — небольшая заторможенность речи и сильная забывчивость.

Несколько лет врачи из областного центра разводили руками и делали предположения об обычном хроническом переутомлении. Уделять особенное внимание юной матери-одиночке никто не хотел, перекидывали ответственность на коллег другого профиля, гоняли по однотипным анализам и настойчиво советовали обратиться к психиатру.

Правильный диагноз прозвучал, когда Кирилл с мамой уже перебрались из своей квартирки в старую развалюху в бараках. Работы не было. Денег тоже. И перспектив на нормальную жизнь для больной рассеянным склерозом не находилось.