Ложные убеждения

— Узнаю Дашкины вечеринки, — хмыкает, — Они всегда так проходят и о них слагают легенды. Теперь ты понимаешь почему мы завтра едем загород?

— Какой ужас, — шепчу я, наблюдая, как наша машина приближается к ковровой дорожке.

Как же хорошо, что стекла затонированы, а то по сети разошлись бы фотографии моего искаженного ужасом лица, прилепленного к окну автомобиля с ладонями по обеим сторонам. Уже с нетерпением жду завтрашнего дня, чтобы подлечить свои нервы на свежем воздухе. Если бы могла, то перенеслась бы туда прямо сейчас.

Работник клуба в бордовой униформе с круглой шляпкой на голове открывает дверь с моей стороны, а мой мужчина протягивает мне руку, приглашая сделать шаг на красный ковер. Скидываю свое пальто вглубь салона и сжимаю пальцы Андрианова.

Мы неспешно проходим на середину дорожки. В этой части находятся самые ярые папарацци, которые кричат как тебе правильно встать и неустанно щелкают затворами фотокамер. Чуть свободнее выдыхаю, когда мы позируем для них, ведь мне не приходится контролировать каждый свой шаг, чтобы не упасть поперек ковра из-за дрожащих ног.

В какой-то момент я сдаюсь и просто прижимаюсь к Марку, всем телом прося защиты, а глазами «кота из Шрека» умоляю поскорее уйти из этого ада социофоба. Он крепче обнимает меня за талию, но даже не обращается своего взора в мою сторону, продолжая изображать псевдосерьезную мину в многочисленные объективы.

Мне кажется, что время длится бесконечно медленно. Вспышки все сильнее ослепляют меня, а если бы не рука Марка я бы уже упала в обморок от страха. Чувствую приближение панической атаки, которая своими щупальцами засасывает меня в свою темноту.

Щипаю Андрианова сквозь рубашку за кожу на спине. Он мгновенно опускает свой взгляд на меня, и не выражая никаких эмоций, с легкостью припадает к моим губам. Что помогает мне и оттесняет паническую атаку, отводя ее на второй план. А на первом появляется раздражение и неловкость. Хочется оттолкнуть мужчину. Замешкалась от неожиданности, но вовремя сжимаю губы, не давая проникнуть его языку. Самец опять метит свою самку. Как мерзко и унизительно.

Марк как ни в чем не бывало отстраняется от моих губ, протирает свои тыльной стороной ладони от моей помады, дарит мимолетную едва заметную улыбку папарации и подталкивает меня сильной рукой ко входу в клуб.

Мы оказываемся одни в темном коридорчике, стены которого обклеены черными с завитушками обоями, и я успокаиваюсь, паника уходит, оставляя неприятный осадок после себя.

Воспользовавшись моментом уединения, хочу высказать Марку за его неприемлемое для меня поведение, ведь я ставила его в известность о своей нелюбви к «обжиманием» на публике. Но тот, как будто предчувствуя это, ускорил шаг, со всей силы сжимая мою талию и буквально волоча за собой, так как мои туфли не позволяли мне быстро идти.

— Марк, — шиплю я, подворачивая ногу, — Марк!

Мой возглас тонет в волне электронной музыки, заполнивший весь коридор. Андрианов открыл дверь в сердце клуба, не обратив внимание на мой прожигающий злой взгляд. Кажется, что для Марка самое главное это лишь бы картинка была красивая для всех, а что происходит внутри — неважно.

Гигантское единое пространство клуба, погруженное в полутьму, разделяется на вход с барной зоной и танцпол. Его заполняют полуголые извивающиеся в такт громкой музыки тела, которые лучи прожекторов выхватывают из темноты. На сцене танцуют обнаженные девушки и парни, поливая толпу алкоголем из специальных водных пистолетов, куда вставляются бутылки.

— Вот это я понимаю притон, — присвистывает Марк, положив свою руку мне на плечи, а затем ухмыляется, — Знал бы, то уже давно выпросил пожизненное приглашение.

Пропускаю его шутку мимо ушей, продолжая разглядывать наряды гостей, а кого-то уже без них. Интересные тематические вечеринки устраивает сестра Марка. Все приезжают в вечерних платьях и смокингах, позируют на красной ковровой дорожке, как звезды на Каннском кинофестивале, а затем попадают в черный коридор и снимают с себя маски воспитанных, утонченных граждан из высшего общества, показывая свое истинное лицо.

Концепция отличная, но не уверена, что я вписываюсь в нее, так как мне нечего снимать. По крайней мере надеюсь на это. Одергиваю подол платья, которое больше не кажется мне таким уж и коротким. На фоне присутствующих я кажусь себе монашкой в своем «шлюшском» одеянии.

— Молодые люди, телефоны сдаем, — слышится позади нас грубый мужской голос.

Мы с Марком поворачиваемся на сто восемьдесят градусов и наталкиваемся на накаченного секьюрити с наушником в ухе. Он стоит за стойкой из бетона, а позади него шкаф во всю стену с маленькими ящичками, каждый из которых помечен номером. Телефонохранитель призывно машет нам рукой, чтобы мы поторапливались и не задерживали его.