Ложный король

Девушка не кричала, а только стонала сквозь зубы, сжатые судорогой. Бросили на плаху, прижали голову к колодке, потому что встать на колени она не смогла. Видать, совсем разбили ей позвоночник, что и пошевелиться не может. Руки свесились по бокам, как верёвки. Она не сопротивлялась, даже не шептала своих заклинаний. Просто лежала с неестественно выгнутым позвоночником и смотрела перед собой сквозь редкий, сыпавший с неба снег в окно в серой стене Таш- Харана, на белое лицо женщины, что стояла там, словно призрак. Окровавленный топор взмыл вверх. Призрак исчез. Удар. Стриженая голова упала на доски. Толпа замерла и огляделась.

– И всё?

Никаких чудес момент её смерти никому не явил. Не последовало ни грозы, ни молний, не поднялась и вьюга, из-под земли не вырвалось ни всполоха так всеми ожидаемого пламени, ни рокот не спустился с небес. Всё прошло тихо. Обычно. Толпа разочарованно загалдела, затопталась на месте.

– Расходитесь! – скомандовал Гзар-Хаим, придерживая перевязанную руку, и кивнул палачу. Народ послушался приказа и медленно потянулся с площади, обсуждая увиденное и описывая такие подробности, подмеченные или выдуманные, что, уже разойдясь по домам, и сам поверил собственным выдумкам: и про огненный всполох, что вырвался из-под земли, когда головка стукнулась о помост, и про гром, который вроде как слыхали, и даже про то, как местный дурачок, что глядел на ведьму из-за повозки с навозом, вдруг начал биться в конвульсиях, проклятый последним ведьминым словом, выкрикнутым за секунду до смерти.

Когда толпа разошлась, трое воинов кадерхана, повинуясь приказу своего предводителя, скинули обмёрзшие тела в тележку, срезали ножами рубашки и верёвки и небрежно набросили на трупы грязное покрывало.

– Самрат приказал похоронить отдельно, – сказал Гзар-Хаим, протягивая алчущему быстрой наживы палачу корзину с головами и снятыми с тел тряпками. – Не сжигать.

– Конечно, похороню, начальник, – с жаром пообещал палач, прижав к груди вожделенную добычу. – Как пить дать сегодня же закопаю у склона, начальник. Далеко от честных людёв. Проклятые души!

И исчез, как и не было. Мальчишка-помощник обернулся на испачканную свежей кровью колодку, воровато огляделся по сторонам и, убедившись, что никто не смотрит, достал ножик и принялся счищать густеющую кровь на грязный платок.

Владыка Касарии сидел в своих покоях и смотрел на полыхающий в стене огонь. Комната, которую занимал самрат, была небольшой, намного меньше, чем у его сардари, и тёмной, как подвал. Источниками света ему служили высокое, до самого потолка, и узкое, не шире ладони взрослого человека, окно, которое делило внешнюю стену на две равные половины, и камин во всю боковую стену, от угла до угла, из-за чего, когда слуги разжигали огонь, казалось, что в Таш-Харане начался пожар. Сейчас в длинном камине с яростью горел яркий ненасытный огонь, который жадно пожирал принесённые слугами поленья. Камин пыхал пламенем, как окно в подземелья Малам, и выплёвывал в дымоход пучки огненных мух. Всюду в помещении – на полу, мебели, широкой кровати – были разбросаны шкуры медведей и волков, которых во время охоты убивал сам Тонгейр, а также оленей с куницами, которых из лука подстрелили Сента и Астура, когда им было по двенадцать и обе хотели порадовать отца своими достижениями охотниц. Единственное окно едва пропускало внутрь помещения свежий воздух. Было жарко и невыносимо душно, как в домне.

Самрат сидел у самого пламени, проминая пальцами ног горячий медвежий мех, и думал. Он не чувствовал ни жара раскалённой печи, ни душного горячего воздуха, ни тепла шкур. Ему было холодно. Холодно до смерти. Холодные камни, холодный свет из окна, холодное кресло, холодный огонь… Продрогшие кости выкручивала привычная судорога. Синие замёрзшие руки сильнее вцепились во внутреннюю отделку наброшенной на плечи шкуры. Стеклянные медвежьи глаза сверкали, отражая огонь, как два рубина.

Служанка бесшумно подошла к Тонгейру и поднесла дымящийся кубок, который она только что наполнила из котелка, что висел над огнём в дальней части камина.

– Выпейте, это должно вас согреть. Только не обожгитесь.

Самрат усмехнулся, взял протянутый в учтивом поклоне кубок горячего рома с тимьяном и опрокинул в себя содержимое. Кипяток привычной студёной волной скользнул по горлу в пищевод и желудок. Тонгейр поморщился и занюхал горячее рукавом.

– Вам лучше?

Лицо служанки было расписано как у вдовы, не понять – красавица или уродка, на голове вдовий же капор крупной вязки из дешёвой белой шерсти, закрывающий волосы и шею. По голосу совсем молодая. Платье с юбкой под самую грудь скрывало любой намёк на фигуру. Даже рук не видать под толстыми рукавами по самые расписные запястья.

– Меня не согреет даже лава Китореса, влитая мне прямо в глотку. Подай ещё углей.