Ложный след

Валландер с неприязнью вспомнил женщину из Министерства иностранных дел, которая приезжала в Истад несколько лет назад в связи с расследованием, благодаря которому он встретил Байбу. Он попытался вспомнить ее имя, но безуспешно. Помнил только, что оно как-то связано с розами. Валландер отогнал от себя воспоминания, как только они затормозили перед особняком Хейнемана. Напротив, у дома Лильегрена, стояла полицейская машина. Им навстречу вышел рослый мужчина с седыми, коротко подстриженными волосами. Хозяин крепко пожал им руки, и Валландер сразу проникся к нему доверием. Большой особняк, куда их привел Хейнеман, похоже, был построен в то же время, что и особняк Лильегрена. Но разница между ними была разительной. Дом Хейнемана производил очень живое впечатление и был под стать своему энергичному хозяину. Хейнеман пригласил их сесть и предложил что-нибудь выпить. Валландер понял, что тому часто приходилось принимать у себя незнакомых людей. От выпивки они вежливо отказались.

— Да, страшные дела творятся на свете, — проговорил Хейнеман, усаживаясь в кресло.

Шёстен незаметным кивком головы дал понять Валландеру, чтобы тот вел разговор сам.

— Поэтому мы и не могли отложить разговор до завтра, — сказал Валландер.

— А зачем откладывать? Я никогда не понимал, почему шведы ложатся спать в такое раннее время. Континентальная традиция устраивать сиесту гораздо здоровее. Если бы я ложился спать так рано, меня бы уже давно не было.

Некоторое время Валландер обдумывал критику Хейнемана. Выдержав паузу, он продолжал:

— Нас интересуют все ваши наблюдения. Все, что касается транспорта, который приезжал и уезжал с виллы Лильегрена. Однако есть вопросы, которые представляют для нас особый интерес. Давайте начнем с черного «мерседеса».

— Их было, по крайней мере, два.

Ответ озадачил Валландера. Он не предусмотрел такой возможности, хотя в просторном гараже могли поместиться и две, и три машины.

— Почему вы считаете, что у Лильегрена машина была не одна?

— Я предлагаю перейти на ты, — сказал Хейнеман. — Что это за нелепое выканье? Думаю, за него держатся только в консервативных кругах Министерства иностранных дел.

— Так почему тебе кажется, что машин было две?

— Мне не кажется. Я просто знаю. Бывало, что из дома одновременно выезжали две машины. Или одновременно возвращались. Когда Лильегрен был в отъезде, машины оставались здесь. С моего верхнего этажа видна часть его сада — там и стояли две машины.

Значит, одной не хватает, подумал Валландер. Интересно, где она теперь.

Шёстен достал записную книжку и делал кое-какие пометки.

— Я бы хотел узнать насчет четвергов, — продолжал Валландер. — Мы предполагаем, что по четвергам одна, а может быть, и обе машины, должны были выезжать с виллы Лильегрена. Они выезжали вечером или ближе к вечеру и возвращались той же ночью или на следующее утро. Не припомнишь ли ты чего-либо подобного?

— У меня не очень хорошая память на даты. Но одна из машин действительно часто покидала виллу вечером. И возвращалась только на следующее утро.

— Нам очень важно знать, что это происходило именно по четвергам.

— Ну знаете, мы с женой никогда не придерживались идиотской традиции есть по четвергам гороховый суп.

Валландер сделал паузу, давая ему время вспомнить. Ларсон разглядывал потолок, Шёстен легонько постукивал по колену записной книжкой.

— Что ж, пожалуй, — неожиданно сказал Хейнеман. — Пожалуй, я могу скомбинировать для вас ответ. Я точно помню, что в прошлом году к нам приезжала свояченица, как раз в тот день, когда машина отправлялась в свой обычный рейс. Почему мне это запомнилось так отчетливо, сказать не могу. Но я уверен, что не ошибаюсь. Свояченица живет в Бонне и гостит у нас очень редко. Наверное, потому я это и отметил.

— Почему ты думаешь, что это было в четверг? — спросил Валландер. — Сохранилась запись в календаре?

— Никогда в жизни не держал календарей, — фыркнул Хейнеман. — За все годы, что я работал в МИДе, я не записал ни одной встречи. И ни одной не пропустил. За все сорок лет. Что неоднократно проделывали те, кто везде носился со своими календарями.

— Так почему четверг? — повторил Валландер.

— А я и не говорю, что это был четверг, — сказал Хейнеман. — Но в тот день у свояченицы были именины. Это я точно помню. Ее зовут Фрида.

— Какой был месяц?

— Февраль или март.

Валландер полез в куртку за календариком. Прошлого года там не было. Шёстен тоже покачал головой. У Ларсона календарика и вовсе не оказалось.

— В доме случайно нет старого календаря? — спросил Валландер.

— Возможно, на чердаке и завалялся какой-то из рождественских календарей, подарок внуков. У моей жены есть дурная привычка хранить всякое старье. Я — постоянно выбрасываю. Тоже мидовская привычка. В первый день месяца я беспощадно выбрасывал все ненужное, что у меня успело накопиться. Мое железное правило: лучше выбросить слишком много, чем слишком мало. Никогда не жалел о том, что что-то выбросил.

Валландер повернулся к Ларсону.

— Позвони и узнай, когда празднуют именины Фриды, — сказал он. — И какой это был день недели в 1993 году.