После ухода майора в кабинете застыла тишина. Начальник оперативного отдела посматривал в сторону комдива, но разговора не начинал.
– Если бы кто-то еще кроме нас двоих знал об истинной цели операции, – прервал генерал тягостное молчание, – я бы подумал, что его предупредили. Немного встретишь орлов с таким нюхом, как у этого Груздева. Это говорю тебе я, немало видевший за тридцать лет службы… Просто не верится!
– Да уж, Виктор Егорыч, чем-чем, а нюхом он наделен с избытком, – подыграл полковник своему командиру. – Что ж теперь? Прикажете его по-тихому убрать из части?.. – Он сделал выразительный жест, словно стреляя себе в висок.
Генерал жестко ответил:
– Жертв и без того предостаточно, не хочу больше. Если уж он умудрился выйти из переплета, где шансов практически ноль, значит, парень из наших. Такие нам нужны, еще будут ситуации… и много. Нутром чую. Нутром.
– Согласен, и все же… Вы обратили внимание, что он ни слова не сказал про запалы и вообще обошел стороной тему взрыва?
– Конечно… Почему, как думаешь?
– Может, догадался или черт его знает как исхитрился разнюхать? Есть тут что-то непонятное.
– Разнюхать? Да откуда? Понимаю тебя, мне и самому его возвращение кажется невероятным, но это ж факт… Давай подождем его подробного отчета. Там все должно быть написано. Да и этого, как его там, сержанта, допроси обязательно. Допроси с пристрастием!
Полковник промолчал, но выражение его лица не оставляло сомнений в том, что настроен он скептически. Да и понятно: нежелание генерала решить вопрос не могло понравиться никому. Кроме того, человек, сумевший выйти живым из безвыходной ситуации, вызывал уважение и симпатию полковника. С другой стороны, оставлять майора в живых он тоже считал делом очень опасным.
– Давай сделаем так… – Генерал сел в кресло и посмотрел полковнику прямо в глаза. – Окажи ему честь, что называется, не по рангу и пригласи к себе домой отметить геройское возвращение. С женой, разумеется… Дома майора можно напоить как следует, поговорить о том о сем… В общем, не мне тебя учить… Ты же умеешь разговаривать как надо. А потом разберемся. А сейчас никаких поспешных решений не принимать, понял?
– Есть, Виктор Егорыч, исполним, как полагается.
– Насколько я помню по личному делу, он тоже любитель побаловаться?
– Ну а как же! Вы ведь сами отметили – из наших!
Как и во всех частях подобного рода, в дивизии спецназначения, где я служил, не было принято распространяться о проводимых операциях. Тем не менее весть о чудом спасшихся участниках труднейшего похода мигом облетела всех и вся. Никто ничего толком не знал, но для личного состава я стал настоящим героем, поэтому приглашение в гости к начальнику оперативного отдела дивизии все восприняли как особое уважение к моей персоне.
В субботу праздновали День защитника Отечества.
– Торжественный вечер, посвященный…
Клуб дивизии построили достаточно просторным, возможно, даже чересчур. Я смотрел на длинный ряд одинаковых темно-коричневых столов с намертво прикрепленными к ним с обеих сторон грубыми скамейками, каждая на четырех человек. Это была еще и солдатская столовая. Почему и каким образом клуб совмещен со столовой, никто не смог бы ответить, но так было принято в большинстве воинских частей. Гардин вспомнил обычное меню армейской столовой на одной из баз под Тель-Авивом: запеченная в духовке курица, чья нежная корочка хрустит под ножом, или куриные ножки в сладковато-остром чили. Золотистые, в шипящем оливковом масле шницели в панировке. В израильской армейской столовой все, как дома – сосиски, шницели, гамбургеры. Солдаты, офицеры и даже генералы едят вместе, причем действует принцип «шведского стола» с неограниченным количеством подходов. Здесь же все не так: и убогая посуда, и однообразная еда, и интерьер…
Блок из плотных рядов стандартных жестких кресел для зрителей с двух сторон был ограничен широкими коридорами и простенькими прямоугольными колоннами, на которых красовались плакаты. Таким незамысловатым образом праздничный зал отделялся от будничной столовой. Время от времени откуда-то из глубины доносились запахи кухни и хлорамина, которым дезинфицировали полы и посуду. В общем, праздничная атмосфера «а-ля советская армия».
На правом фланге просторной глубокой сцены гордо возвышалась трибуна, за которой надрывался один из заместителей командира дивизии. Повествование о славных страницах великой армии, милых уху ветеранов и не всегда принимаемых на веру молодыми, лилось рекой. Я пытался сопоставить громкую трескотню со сцены с изменениями, происходившими в жизни страны, и все больше убеждался, что ничего не поменялось.
Домой возвращались поздно.
– Слушай, Леня, – тихо начала Марина.
– Как тебе вечер, Люсь? – громко перебил ее я.