LSD: Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости

Мне нет надобности подробно описывать симптомы алкогольного опьянения, чтобы доказывать, насколько в этом случае правы сектанты. Напомню лишь о повышении кровообращения, ощущении приятной теплоты, разливающейся-внутри организма, склонностей к изъявлению нежностей — объятиям и поцелуям, излишней откровенности, способности «пустить слезу» или отдаться неумеренному веселью, ослаблении чувства стыда, склонности к эротизму, ощущении просветления сознания, обилии и коловращении мыслей, говорливости…

Сходство перечисленных симптомов с проявлениями сектантского экстаза очевидно и, мне кажется, не случайно. Я не раз отмечал в своей книге, что экстаз имеет наклонность разряжаться по проторенным, привычным для организма путям, пользуется развитыми и скрепленными предшествующим упражнением системами нервных проводников (Коновалов описывает «тренировку доминант» на 20 лет раньше, чем Ухтомский. — А.Д.). Такими путями у большинства русских сектантов-экстатиков, бывших алкоголиков или страдающих алкоголической наследственностью, являются те, которые проложены и закреплены в своего рода сложные механизмы многократными разряжениями алкогольного опьянения. Экстаз для них — замена возбуждения, которое раньше давало им или их предкам вино».

Вот и еще одно описание спиртных напитков как галлюциногенов — аналогов экстатического состояния. Мы не во всем согласны с Д.Г. Коноваловым, но прямой ассоциативный ряд экстаз — наркотики — безумие принадлежит отнюдь не автору книги, которую вы читаете. Не будем мы в ней приводить и современную классификацию душевных болезней, соответствующих несколько устаревшим терминам Д.Г. Коновалова. Любой врач легко проделает эту работу самостоятельно.

Важно понять другое: медицинские исследования сектантства доказывают, что внешние по отношению к человеку химические вещества вовсе не являются обязательным условием для достижения всего комплекса «дионисических» психических состояний.

Они лишь облегчают «прорыв» человека к собственному развоплощению, который возможен и без их участия. Прорыв этот всегда оказывается искушением — прорывом не к Богу, а к самому себе — к структурам бессознательной психики.

Место наркотика в «сектантской психоделии», а потом и в «российской саньясе» занимало добровольное унижение духа и тела.

Но почему? Ведь, став человеком в лице Иисуса Христа, Бог совершил акт кенозиса (самоумаление, унижения). Христос — Бог и человек — прошел через целую цепь унижений, закончившуюся Крестной Смертью. Раскольники утверждали, что смысл их самоистязаний и заключен в уподоблении Христу.

Мы сталкиваемся здесь со сложнейшей проблемой характера и цели христианского «унижения» — аскезы.

Профессор и протоиерей Зеньковский, объясняя христианской молодежи суть сектантства, писал следующее:

«Сектантство, конечно, представляет огромный скачок в сторону духовного минимализма, отпадение от той мистической жизни, которая пребывает в Церкви. В сектантстве не только отпадает догматическая глубина церковной мысли, не только отпадает таинство, но в сектантстве разрываются связи с Церковью, или, во всяком случае, эти связи становятся такими тонкими, бессильными, что на место таинственной жизни Церкви, как теле Христовом, чрезвычайно усиливается эгоистический интерес в человеческом общении внутри крошечной, замкнутой на самое себя группы людей, как не Божественной, а социально-психической связанности…»

Вот каким образом «христианство» сектантов становится психоделией. Целью их унижения является эгоистическое стяжание благодати не для мира, а для самих себя — замкнутой группы людей (секты). Мы снова сталкиваемся с желанием рукотворного чуда.

Такой путь гораздо ближе не к христианству, а к языческому индуизму. Высший способ познания Брамы есть путь отказа от плоти — крайнего аскетизма (tapas). Владыка мира Праджапати готовится к акту творения, уничтожая сам себя. Брама, открывая свою сущность миру, тем самым уничтожает себя, дробясь на мелкие объекты, передавая свою сущность вещам, животным и людям. Индуистские боги совершают tapas ради самих себя или ради собственного «инстинкта» — вселенского закона, который выше их и абсолютно непостижим.

Христос проходит через страдания ради того, чтобы спасти наш мир. Страдая, Он делает нас самими собой — личностями, свободными от вселенского инстинкта.

И еще. Во всех муках своего Крестного Пути Он постоянно остается собой. Он не развоплощается — не превращается в Бога, которого невозможно унизить земной плетью или гвоздями, — Он остается человеком.