LSD: Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости

Действительно, наши наркоманы-интеллектуалы 70–80-х годов, пытаясь передать пережитые ощущения, сравнивали их с «Путешествием к краю ночи» Луи Фердинанда Селина, с романом Жана-Поля Сартра «Тошнота» или с его же пьесой «Без выхода».

Гроф, с точки зрения проблематики БПМ II, интерпретировал описание ада в «Божественной комедии» Данте. Таким же образом он объясняет и творчество Достоевского с атмосферой страдания, безумия и сценами бессмысленной жестокости из его романов. Здесь же гнездятся и кошмары Иеронима Босха, «черный» период творчества Франциско Гойи и… апокалиптические видения Дали и других сюрреалистов.

Именно ощущение безнадежного отчаяния, тупика культуры в условиях «безбожия» пытались передать сюрреалисты. В их творчестве… спрятан призыв к внушению. Художественные образы, будучи «абсолютно спонтанными», как бы призывают кого-то извне указать выход из тупика, бессмыслицы существования.

Само мышление «психонавта», переживающего или уже пережившего БПМ II, зависит во многом от того, кто находится рядом, — ибо только он может вывести из критического состояния. Но он же может и манипулировать в нужном ему направлении сознанием наркомана.

Как будет относится тот же зомби к человеку, который вызволил его из могилы? Скорее всего, с чувством абсолютного доверия и готовности служить.

Пользуясь выражением Грофа, можно сказать, что все неоднократно упоминавшиеся ранее методы, направленные на внедрение в сознание феномена «страха ведьм» (включая сюда и «метод» Сталина), базируются на различных способах возвращения человеческого сознания к пережитому им однажды ужасу схваток в закрытой матке.

Для того чтобы ужас стал внушением (начал определять поведение), нужно уничтожить личность. Одним из путей к этому будет химическое возвращение ее назад в прошлое личности — в утробу матери. Человек потеряет при этом всякую систему ориентиров и станет беспомощным, как младенец. Внешний наблюдатель превратится… в карающего отца.

Базовая перинатальная матрица III — галлюцинаторные ощущения навеяны воспоминанием о проталкивании плода через родовой канал.

Воспоминания, заключенные в «файле» этой матрицы, связаны со второй клинической стадией родов.

Для самого плода этот процесс означает серьезнейшую борьбу с механическим давлением на тело и удушьем, первую в человеческой жизни борьбу за выживание.

В LSD-переживании, связанном с этим первичным воспоминанием, и появляются образы титанической борьбы. Испытуемые переживают болезненное чувство сдавливания и напряжения, доходящее до степени, превышающей все, что может выдержать человек.

Именно здесь, по-видимому, истоки мифологических представлений о борьбе греческих богов-олимпийцев с хтоническими чудовищами.

Период напряжения, связанный с огромной концентрацией энергии, сменяется ее взрывным высвобождением. Галлюцинации и видения, сопровождающие эти ощущения, чаще всего представляют собой сцены природных катаклизмов — землетрясения, извержения вулканов, ураганы, циклоны, столкновения земли с кометами и многое другое, что запечатлено в десятках и сотнях лент голливудского кинематографа катастроф.

Нельзя исключить, что эти фильмы на уровне «коллективного бессознательного» отражают примерно то же, что и галлюцинации во время сеанса LSD — на уровне бессознательного индивидуального, а именно невыносимость борьбы с силами зла, окружающими человека в конце XX века, и вместе с тем надежду на победу разумного начала.

Станислав Гроф, говоря о сюжетах, которые, мы сегодня привычно воспринимаем как кинематографические — библейский Армагеддон, гибель Атлантиды, нашествие инопланетян, — отмечает:

«Когда страдания достигают абсолютного предела, переживание теряет качество агонии: оно сменяется буйным экстатическим восторгом космических размеров, который можно назвать вулканическим экстазом…»

В подобном состоянии полярные ощущения и эмоции сплавляются в единый комплекс, содержащий в себе, очевидно, все возможные крайности человеческого переживания. Так, боль и страдания становятся неотличимы от столь же мучительного удовольствия; обжигающий жар от леденящего холода; агрессия от страстной любви; тревога от религиозного восторга и смертельная агония от экстаза рождения.

Внутри LSD-переживания человек проходит серию сцен, испытывая при этом пик разрушительных энергий. Пациенты называют их «садистскими» или «садомазохистскими» оргиями.