ЛСД психотерапия

Символический автопортрет с сессии, которая характеризовалась сильной агрессией, направленной и вовнутрь, и наружу. Стилизованная хищная птица сжимает беспомощную мышь в своей правой лапе. Ее левая лапа трансформировалась в пушку, нацеленную на ее собственную голову. Старая машина наверху представляет собой игру слов (само-портрет = автопортрет), но также является аллюзией на ту смесь агрессивности и самоуничтожающих импульсов, которая одинаково характерна как для сессий на перинатальном уровне, так и для опасного, рискованного вождения.

В противоположность частым, ярким и масштабным переживаниям, включающим агрессию, стихийные и неконтролируемые выражения деструктивных тенденций на ЛСД сессиях с участием опытного ситтера исключительно редки. Когда ситуация этого типа грозит возникнуть, лучшим решением будет позволить субъекту выпустить переживание наружу в рамках сотрудничества с ситтером, как описано выше. Другой эффективной техникой является обращение к более глубокому уровню тревоги, боли и беспомощности, которые обычно лежат в основе агрессивных явлений. Так успокаивание и  утешение могут иногда самым магическим образом воздействовать на пациента, который агрессивен и пытается запугивать ситтеров нарочитой демонстрацией силы. Наиболее эффективные подходы к работе с агрессией имеют в своей основе идентификацию и решение тех проблем, которые лежат в основе этой реакции. При других типах критических ситуаций фактором чрезвычайной важности является реакция и отношение к ним ситтера.  Если поведение пациента порождает тревожности и агрессию в ситтере, субъект и ситтер могут попасть в порочный круг взаимодействия, который обычно усиливает патологические реакции. Следующий пример из нашей ранней работы в Праге может проиллюстрировать некоторые их вышеупомянутых моментов.

Однажды, когда я проводил ЛСД сессию с невротическим пациентом, нас прервал стук в дверь. Удивленный этим вторжением, которое противоречило правилам, я пошел открывать. Обеспокоенная сестра сказала мне, что я срочно нужен в другой лечебной комнате, где Генри, другой ЛСД пациент, по ее словам, «обезумел». Я оставил  пациента на попечение сестры, а сам поспешил на помощь. Когда я вошел, комната была в ужасном состоянии: пациент разбил зеркало над раковиной, перевернул всю мебель и порвал несколько книг и журналов в клочья. Он стоял посреди комнаты, вопя и рыча, и напоминал бешеную обезьяну. В углу стояла Джулия, молодая коллега, которая недавно присоединилась к нашей команде. Она и раньше присутствовала на ЛСД сессиях, но это была первая, которую она проводила самостоятельно. Она была бледна, заметно напугана, а ее руки дрожали.

Я подошел к Генри и взял его за руку; это действие устанавливало контакт, а также снижало вероятность того, что он нападет на меня. «Все в порядке, не бойся, никто тебя не обидит», - сказал я ему успокаивающим голосом и указал на кушетку. «Мы можем присесть? Я бы хотел узнать, что ты испытал». Мы сели, и я стал задавать ему вопросы, пытаясь понять, что запустило агрессию. Скоро стало ясно, что ранее в этой сессии он регрессировал в раннее детство, и ему была нужна близость и тепло. Он искал физического контакта у Джулии и положил голову ей на колени. Она запаниковала, оттолкнула его и отчитала его за то, что он пытался ввести в терапию элемент сексуальности. Это вызвало в его памяти очень болезненное детское воспоминание о том, как мать Генри застала его за мастурбацией. Она устроила ему скандал и нажаловалась на него его отцу, который его крайне жестоко наказал. Эти события эффективно блокировали доступ как к детской зависимости, так и к сексуальным чувствам. Кроме того, сочетание сексуальности с наказанием и тревогой сделали перинатальный уровень его подсознательного доступными переживанию. В этот момент Генри выбрал агрессивный путь поведения.