— Я тогда перешел с португальской службы на службу к королю Леопольду, — продолжал он. — Мы «работали» в его «владениях короны» и отнюдь не сантиментальничали. Негров, не желавших работать, лупили плетьми, брали в качестве заложниц их жен, из экспедиции в качестве трофеев приносили руки туземных крестьян, чиновники набрали в солдаты каннибалов и разрешали им практиковать людоедство на туземцах-недоимщиках, пленные служили мишенями для практической стрельбы из револьверов господ офицеров, и так далее.[1] Итоги? Блестящие! Гуманное предприятие это дало нашему суверену Леопольду 20 млн. долларов чистой прибыли. Вот как мы работали! Пью же, молодежь, и за ваши точно такие же успехи! — поднял Мадай стакан с вином и, отхлебнув, довольно улыбнулся не то хмельной сладости вина, не то своим, не менее хмельным и сладким воспоминаниям.
— Хорошо вам рассказывать о девяностых годах, — откликнулся первым Ван-Слипп, — а вы попробуйте рубить руки теперь, во времена социалистического министра Вандервельде и Лиги наций. Ну-те-ка?
— Киргизы моего эскадрона, — сказал небрежно Иславин, — служившие социалистическому сибирскому правительству, пленных красных закапывали в стога сена и сжигали живьем.
— Браво, ротмистр! — хлопнул слегка в ладоши Мадай. — Это по-нашему! Слышите, Ван-Слипп? Вот вам и социалистические министры! А Лиге наций тоже некогда смотреть за тем, кому вы будете рубить руки. Она занята сейчас решением более важного вопроса: носить или не носить штаны туземцам Сомали?
Переждав когда утихнет смех, вызванный его последними словами, Мадай продолжал:
— Уверяю вас, что с этой стороны бояться нечего. Лига наций, как добрая мамаша, всегда найдет оправдание для всех нас, ее, хотя и беспокойных, но верных сыновей. Бойтесь другого!
— Но чего же, или кого? — недоумевающе пожал плечами капитан Гарднер.
— Бойтесь их! — сказал, внезапно понизив голос, Мадай. И обведя широким жестом далекий, темный горизонт, добавил: — Бойтесь их, настоящих хозяев этой страны, этих «наполовину детей, наполовину дьяволов».
— Черных? — презрительно фыркнул «Брюссельский франт». — Вы шутите, полковник!
Почувствовав презрительное недоумение в словах Лeгpo, Мадай обратился уже ко всем присутствующим:
— Господа, еще не поздно, а потому позвольте мне рассказать вам один случай из моей практики?
— Мы просим вас, полковник, — ответил почтительно за всех, как старший в чине, капитан Гарднер.
— Благодарю! И хотя мой рассказ будет лучшей иллюстрацией к нашему предыдущему разговору, все же главным действующим лицом в нем буду не я, не человек даже, а дерево-вампир, из так называемых деревьев — плотоядных.
— Эй, мальчик! Один виски для меня! — крикнул он негритенку, гримасничая крутившему за стойкой машинку для приготовления коктейлей.
И, откинувшись на спинку качалки, начал свой рассказ.
— Это произошло ровно четверть века тому назад, в год начала русско-японской войны, т.-е. в январе 1904 г. Меня назначили тогда окружным комиссаром в хорошо вам всем знакомый горный округ Катанга, богатый медью, золотом и изумрудами. Но мне пришлось работать по другой специальности. Под моей непосредственной охраной находилось более десятка каучуковых плантаций, расположенных в низменной части округа, в поясе болот. Еще при вступлении моем в должность мне сообщили, что на плантациях неблагополучно, что среди черных рабочих царит недовольство и слышен ропот на тяжелые условия работы. Поэтому я с первых же дней своей новой службы был на-чеку.
И вот в один прекрасный летний день, как пишут наши господа романисты, ко мне, в город Мукурру пришла тревожная весть: рабочие одной из наиболее крупных плантаций взбунтовались, сожгли строения, склады сырья и покушались даже на жизнь владельца плантации, заметьте — белого! Но европеец во-время бежал и скрылся от бунтарей где-то в лесу. Рабочие взбунтовавшейся плантации принадлежали к племени тоба, — от них можно было ожидать всего. Поэтому я, не мешкая, взял роту своих аскари и марш-маршем направился к месту происшествия. Здесь я вынужден буду сделать маленькое отступление и привести вам рассказ моего чернокожего капрала Мбанги.
— Во время нашего похода, продолжавшегося четыре дня, Мбанги забавлял меня рассказыванием различных местных былей и небылиц. Однажды он рассказал мне и о дереве-вампире. Мы шли в этот момент окраиной большого болота. Посеревший от испуга капрал проговорил почему-то шопотом[2]: «На этом болоте, мой полковник, живет луато-мвао. Остерегайся встречаться с ним, о, господин!»