Лубянка — Экибастуз. Лагерные записки

Итальянцы очень милы, вежливы, рады помочь. Никого из нас — приехавших россиян, неловких, не знающих языка и обычаев, не обругали, не оговорили. Когда мы обращались, как дикари, с расспросами, они терпеливо вникали, старались помочь, объяснить. При этом мы чувствовали радушие, видели улыбки. Один из новых юных эмигрантов, приехавший до нас, по неумелости жить самостоятельно, не смог в первый месяц распорядиться выданным ему пособием и остался без денег. Хозяин траттории, где обедал раз в день мальчик, увидев, как он заказывает воробьиные порции, оказал ему кредит и не взял с него впоследствии денег, сказав: «Господь с тобой, я вижу, что ты бедняк». У этого же юноши разболелся зуб, и врач вылечил его бесплатно. Владелец траттории и врач отнеслись к ближнему в беде как повелел Спаситель.

Более двух месяцев прожили мы на окраине Рима в новом доме. Нам он показался прекрасным и благоустроенным. Все время нашего пребывания мы наблюдали за двумя солидными мастеровыми. По моим представлениям, лестница была отделана отлично и в ремонте не нуждалась. С трудом я понял, что к стенам подгонялись мраморные плитки у каждой ступеньки. В разное время дня рабочие совершали ювелирную кропотливую работу без «перекура», столь распространенного на стройках и предприятиях в СССР; каждый вечер лестница была чисто вымыта. Я с уважением раскланивался с мастерами и с удовольствием высказал бы им свое восхищение, если бы владел их родным языком. Мне также хотелось пожать руку домовладельцу, тратящему немалые деньги на изящество сдаваемых помещений. Как высоки были культура труда и уровень жизни по сравнению с отечественными! Я понял, почему после всех разорении бывший Санкт-Петербург до сих пор пленяет дворцами, особняками с лепными украшениями. До 1917 года в нём трудились около сорока тысяч итальянцев, среди которых преобладали мастера по камню, лепке, отделке, а также резчики и скульпторы…

Мне не удалось побывать в Италии ни на одном крупном заводе, хотя как конструктору-механику хотелось. Но пробел этот был восполнен еще в СССР рассказами знакомых инженеров, побывавших в командировке в городе Ставрополе, где итальянская фирма «Фиат» взяла на концессию постройку автомобильного завода. Ценную повесть можно было написать по их впечатлениям об итальянских инженерах и мастерах. Позорная советская система, построенная на полурабстве, давно отучила работать как на Западе, где свободные люди заинтересованы в заработке. В СССР были крики, обман, лозунги, обещания, а в результате — пришлось через пятьдесят лет пойти на поклон в страну, которая в начале века была в техническом отношении более отсталой, чем тогдашняя царская Россия.

Поразила меня также выправка карабинеров. В первые дни мне казалось, что ожили древнеримские легионеры, а их интеллектуальные лица заставляли думать, что форму надели на аспирантов и доцентов. Большую роль, несомненно, играет наследственность, но не следует преуменьшать роли воспитания и выучки.

В тридцать шестом году, по окончании института, мы с товарищами частенько посещали рестораны в центре Москвы. Это был пир во время чумы. В то время официанты оставляли мерзкое впечатление. Все они практически были сексотами, к тому же, обсчитывали посетителей и особым образом вымогали чаевые, «унижающие достоинство советского человека», как явствовало из плакатов, висящих обычно на стенах. По рассказам московских знатоков, я знал, что с тех пор положение еще ухудшилось.

В Риме друзья несколько раз приглашали нас в ресторан, и с особым интересом я рассматривал официантов. Передо мной были свободные люди — вежливые, общительные, веселые или сдержанные, но никак не заискивающие и не грубые. Вознаграждение за обслуживание было известно заранее и исчислялось процентом от стоимости обеда.

Одни из моих друзей имели постоянного шофера, но иногда по вечерам прибегали к помощи друга. Их семья сумела в чем-то ему содействовать по окончании войны. С тех пор дела его давно поправились, но в память о прошлом он не отказывал этим людям в своей помощи. Несколько раз он заезжал за нами, был изысканно любезен, мил, внимателен. Передо мною был сеньор, хранивший в благодарность подобие вассальной верности своим уже пожилым благожелателям. Такие отношения могут связывать истинно свободных людей. В тот же год, в ноябре ночью, я поехал поездом в Базель, где должен был сделать пересадку на Женеву. Спутник средних лет еще в купе объяснил мне, что вокзал до четырех утра заперт и предложил довезти до Лозанны в своей машине, которую он оставил на ближайшей улице. Я не знал, прощаясь, как его благодарить, но понял, что он был одним из людей доброй воли и предложенные мною деньги его обязательно обидят.