Лубянка — Экибастуз. Лагерные записки

Запад обратил внимание на книгу верхогляда Джона Рида, описавшего лишь митинги и заседания. Но люди не поверили отважному Сиднею Рейли, не раз спускавшемуся в самую преисподнюю, всё прекрасно познавшему и перечувствовавшему…

Концепции государственных деятелей укладывались в прокрустово ложе стандартных опасений парламентской оппозиции, обличительных статей в левой печати и поражений на предстоящих выборах. Подобные установки хороши для решения многих жизненных проблем, но неприемлемы, когда речь идет о существовании человечества. Во имя избавления от надвигающегося бедствия, чреватого колоссальными для всего мира разрушениями, не нарушая принципов демократии, важно, чтобы решение не зависело от большинства голосов, партийных дрязг и было бы вне давления масс избирателей, так как им ситуация неясна или объяснена превратно, и, следовательно, угроза непонятна.

Государственные деятели тогдашних европейских государств начали понимать угрозу красной диктатуры, лишь когда ее агентура приступила к планомерной разрушительной работе под самым носом демократических правительств. Но договориться ни о чем друг с другом они не смогли и произносили лишь самоуспокоительные фразы. На их глазах произошел погром традиционной формы правления, зародилась хищная, кровавая система воинственного безбожного империализма, непрерывно истреблявшая людей и натачивающая ножи против всего мира, а на Западе даже не было создано солидных центров по изучению методов борьбы с ней. Все пустили на самотек, хотя каждый был не прочь, чтобы этому режиму свернули шею. И время, когда деспотию Сталина можно было сокрушить средствами сравнительно небольшой войны, было упущено. Я имею в виду 1929–1933. годы, когда проводилась коллективизация и уничтожались крестьяне. Тогда можно было:

— объявить ультиматум об открытии границ, чтобы западный мир мог беспрепятственно спасать убиваемых голодом крестьян. В случае отказа — провести морское сражение в Черном море, с уничтожением сталинской флотилии, высадив одновременно десанты в Одессе, Севастополе, Новороссийске, Батуме;

— широко объявить, что война ведется с целью освобождения от кровожадного режима;

— кинуть сильные соединения авиации, которые поддержали бы продвижение танковых соединений и пехоты. С воздуха тоже провести агитационную кампанию, обращая призывы к красноармейцам, крестьянам, рабочим и другим слоям населения;

— установить связи с очагами восстаний; снабдить повстанцев оружием, боеприпасами, провиантом. Тем же — помочь партизанам.

На территории всей страны непременно заполыхала бы гражданская война. Красная армия, состоящая из крестьян, начала бы разваливаться. И за год-полтора со сталинской деспотией было бы покончено.

Правда, это были уже не 1919-20 годы, когда союзники могли вообще не посылать ни одного солдата. Теперь пришлось бы на первых порах выставить армии численностью до двух миллионов человек и понести соответственные потери. Но Запад спас бы российские народы от гибели и рабства. Это была бы одна из самых блестящих войн, которая вошла бы в историю как исполнение высокого долга помощи погибающим, как светлая освободительная война христианских народов против безбожного рабства, уничтожившая гнездо международной заразы и разбоя. Нацизм после этого не имел бы почвы для победы или был бы искоренен в корне.

Момент начала войны был бы исключительно благоприятным для Запада и по причине разразившегося именно в 1929-31 годах страшного экономического кризиса перепроизводства. Сама идея войны была бы популярной, так как содействовала бы стремительной его ликвидации. Толпы безработных и масса неизрасходованных материалов были как бы специально выделены для этой цели.

Надвигавшуюся новую мировую войну, с ее гигантскими потерями и никем не предвиденными катастрофическими результатами, можно было бы предотвратить. Новая Россия, конечно, с великой благодарностью возместила бы затраты. Кроме того. Запад получил бы немалый рынок сбыта.

Всё, это, кроме появления нацизма и атомных бомб, было ясно даже нам, молодым людям тридцатых годов и нас удивляло, что в западных генштабах эти возможности не учли и не реализовали. Увы, лишь одиноко прозвучал дошедший тогда до нас призыв папы Римского о крестовом походе молитв…

Мы, молодые люди тридцатых годов, хорошо знали обстановку в своей стране, но Запад представляли как единую цельную логически действующую схему.

На Западе много писалось о желательности драки между Гитлером и Сталиным. Естественно, это приветствовали и мы. Ясно было, что ради этого Запад шел на многие уступки, вплоть до Мюнхенского соглашения, по которому Гитлеру была отдана Чехословакия. Но для реализации схватки между двумя деспотами нужна была общая граница и с позиций Мюнхена непонятно, почему решили пожертвовать Чехословакией. Когда из-за нападения Гитлера на Польшу образовалась общая граница, многие решили, что война с Советским Союзом не за горами — народ был убежден в ее неизбежности.