Лубянка. Сталин и НКВД—НКГБ—ГУКР «Смерш». 1939 — март 1946

Сегодня в беседе с советником Герасимовым Цвирле, советник югославского посольства, рассказал ему, что югославы тоже энергично советовали египтянам не мешкать с внесением своей жалобы в Совет Безопасности, но они промешкали и дождались, когда их опередили англичане. По мнению югославов, в этом промедлении сыграл роль Менон, который якобы не советовал спешить с внесением вопроса в Совет Безопасности. Интересно отметить, что Фаузи счел возможным, выражая благодарность Советскому правительству за его позицию в Совете Безопасности по отношению к Египту, заявить мне, что, вопреки многим утверждениям о том, что Советский Союз ищет для себя особого положения на Ближнем Востоке и усиления своего здесь влияния, египтяне рассматривают позицию СССР как бескорыстную поддержку прежде всего дела мира, в котором заинтересованы и он сам, и Египет. Я спросил Фаузи, кого он имеет в виду, когда говорит об этих утверждениях.

Фаузи сказал: «Вы сами знаете», — и показал руку на запад. Я сказал, что египтянам действительно лучше всех судить об искренней и последовательной поддержке Советским Союзом дела мира и справедливости и соблюдения им пяти принципов Бандунга.

Фаузи подтвердил это и сказал, что хорошие отношения могут успешно развиваться при отсутствии всякой подозрительности и наличия полного доверия друг к другу. «Конечно, и я не хочу, чтобы вы доминировали в Египте, но вы и не собираетесь этого добиваться», — полушутливо, полусерьезно заявил Фаузи.

Так как от Фаузи нельзя ждать каких-либо вольных мыслей или обмолвок, такой разговор вынуждает придать ему определенное значение. Имеются сообщения по линии ближних соседей, что англичане и французы пытаются убедить США, что Насер уже продался коммунистам и сам без пяти минут коммунист и что помогать ему даже пассивно — чистое безумие. Американцы же надеются попробовать еще раз искать средство использовать Насера в своих целях и, зная нужды Египта, в удобное время предложить ему экономические блага, отказаться от которых, по их расчетам, Насер не сможет.

Следует сказать, что наличие некоторых колебаний в менее устойчивых кругах Египта исключить начисто нельзя.

В связи с этим нам представляется полезным для дела, чтобы при обсуждении в Совете Безопасности, где от Фаузи трудно ожидать активного участия, а с другой стороны, соберутся все министры иностранных дел великих держав, уровень нашей делегации был бы соответственно высоким.

Киселев

АВП РФ. Ф. 059а. Оп. 7. П. 13. Д. 4. Л. 130—135.

№ 295 Спецсообщение Л.П. Берии И.В. Сталину о показаниях югославского генерала о Якове Джугашвили

05.03.1945

№ 229/б

Копия

Совершенно секретно

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ —

товарищу СТАЛИНУ И.В.

В конце января с.г. на первом Белорусском фронте была освобождена из немецкого лагеря группа югославских офицеров.

Среди освобожденных оказался генерал югославской жандармерии СТЕФАНОВИЧ, который в беседе с нашим оперативным работником рассказал:

С 16 июля 1942 года до 2 августа 1943 года он находился в штрафном лагере «Х-С» в г. Люббек. В этом лагере содержалось около 1200 человек: французы, бельгийцы, поляки, югославы и один советский офицер старший лейтенант ДЖУГАШВИЛИ Яков, а также сын бывшего премьер-министра Франции Леона БЛЮМА, капитан французской армии БЛЮМ Роберт, начальник бельгийского генштаба, генерал-лейтенант ВАН ден БЕРГЕН и другие.

До прибытия СТЕФАНОВИЧА в этот лагерь ДЖУГАШВИЛИ и БЛЮМ Роберт содержались в одной комнате, а затем их рассадили по отдельным комнатам, установили для них строгий режим, приставили часовых, которые круглосуточно стояли на посту.

Окна их комнат были обнесены колючей проволокой. В течение дня им разрешалось выходить на прогулку не более 2-х часов в сопровождении часового.

СТЕФАНОВИЧ часто во время прогулок подходил к старшему лейтенанту ДЖУГАШВИЛИ Якову и раз 15 за время пребывания в лагере заходил к нему в комнату. СТЕФАНОВИЧ неоднократно от имени югославских офицеров предлагал ему материальную помощь, но он категорически отказывался, заявляя, что он не хочет выделяться по своему содержанию в плену от остальных советских офицеров.

ДЖУГАШВИЛИ держал себя всегда независимо и гордо. Когда к нему в комнату входил немецкий офицер, он никогда перед ним не вставал и часто на обращение немецкого офицера поворачивался к нему спиной. За это ДЖУГАШВИЛИ часто подвергался заключению в карцер.

В немецкой печати после пленения ДЖУГАШВИЛИ был помещен его портрет и интервью корреспондентов с клеветой на Советский Союз. Как-то на прогулке СТЕФАНОВИЧ сказал ему об этом, на что ДЖУГАШВИЛИ ответил, что это сплошная ложь, ни с каким газетчиком он никогда не разговаривал и ни на один вопрос политического или военного характера во время допросов не отвечал.