Лубянская справка

Процедура вопросов и ответов заняла немного времени и проходила при свидетеле, то есть мальчике, который все это уже знал наизусть и был в этом кабинете своим в доску, кем-то вроде второго санитара. "Хорошенький сувенир привез из-за границы", - смачно повторял доктор, заполняя "историю болезни". "Ну-с, а теперь скажи, как зовут твою румынскую красотку и кому ты этот сувенир успел подарить, и вообще, с чего ты взял, что у тебя это?" спрашивал он И.О., продолжая писать и совершенно не ожидая от него ответа. Было видно, что настроение у доктора поднялось, день прожит не зря, наконец-то в сети попалась рыбешка покрупнее. "А вот..." - обреченным голосом ответил И.О., расстегивая штаны. И странное дело! Когда И.О. разглядывал свою контрольную бляшку наедине, она вырастала у него до ужасающих размеров, становилась безобразно-красивой, расцветала, оживала, даже, казалось, потихоньку ползала, переваливаясь с боку на бок, а тут на глазах у специалиста вдруг сморщилась и превратилась не то в родинку, не то в какую-то зазубринку, черт знает откуда появившуюся. "Где?" - нетерпеливо спросил старик. "Ну вот же!" - ткнул пальцем И.О., боясь еще даже предположить, что, возможно, доктор ничего у него не найдет. "И давно это у тебя?" - брезгливо поинтересовался старик. "Два месяца..." - прошептал И.О., покачнувшись от слабости. "Ты что, свой член в микроскоп разглядываешь?" "Нет, не разглядываю... - залепетал И.О. - Но у меня была и сыпь, и на ладонях ранки, и на ступнях, и голова болела... А что?.. Это... совсем не это???" - и тут он не то захихикал, не то заплакал, а доктор уже яростно оттирал у умывальника руки, и его испорченное настроение говорило само за себя - сорвалась рыбка, аппетитная, жирная, свеженькая, перед самым носом сорвалась! "К психиатру тебе надо!" - заключил доктор.

Странное состояние охватило И.О. Изнутри, откуда-то из-под левой лопатки, начала колотить его этакая радостно-нервная дрожь, точно у него под этой лопаткой целая бригада орудовала отбойными молотками. Он уже не слушал ни ворчания старика, ни его презрительных наставлений - все-таки пойти и сдать кровь, чтобы окончательно убедиться, что у него ничего нет, так просто, для себя, чтобы не спятить окончательно! - ему уже все было нипочем - кончились эти два месяца, слившихся в один долгий, непрекращающийся кошмар, и он снова чист, легок, здоров! Свободен и счастлив!

Пылко и страстно поблагодарив доктора, И.О. бросился вон, но дьявольщина! - его точно чиркнуло по сердцу, когда он в самый последний момент на бегу встретился взглядом с добрым мальчиком, - и снова время будто остановилось: лицо мальчика так и светилось изнутри какой-то бесовской усмешкой! - и надо же! - он медленно, совсем медленно, так, что И.О. отчетливо видел каждую его ресницу, подмигнул ему, как бы говоря: "Эй, куда ж это ты, братец, торопишься? Ведь мы, пожалуй, еще встретимся, а?!"

Преступник, которому на плахе объявляют об отмене смертного приговора; нищий, получивший в наследство миллион; калека, отбросивший вдруг костыли и пробежавший стометровку за десять секунд, - все эти люди со всей их радостью покажутся скучающими курортниками по сравнению с намучившимся за два месяца И.О. Ах, какое счастье быть здоровым, веселым и легким! Какое счастье знать, что у тебя нет ни того, ни этого, ни пятого, ни десятого, что твой кошмар кончился и ты снова чист, как... ну, как простыня, высушенная на двадцатиградусном морозе и только что внесенная в залитую солнцем комнату сухая, легкая, ослепительно белая, негнущаяся и убивающая сумасшедшим запахом свежести!

Все заботы, все тревоги - долой! Прекрасно быть одному, ах, как прекрасно! Жить вот так - ходить, спать, петь, смотреть, танцевать, слушать музыку, читать, хохотать, плакать, летать! Счастливейшее время! Прочь все болезни, прочь недомогания, депрессии, неуверенность, страх, ведь все так ясно и просто - только загляни в глубь себя, да здравствует свобода! Будь свободен внутри, без жалости к себе, без чванства, гордости, тщеславия, но с радостью, с Великой Радостью в душе! Тогда ты можешь все! Слышишь - все!!!

И.О. и мог все, и делал все, что ему в голову приходило - точно карусель с сотнями разноцветных лошадок запустили. А как он умел изящно и непринужденно заговаривать на улице с московскими незнакомками! И всегда бывало, что она и опомниться не успеет, как уже что-то ему отвечает, уже смеется, прыскает в платочек, а через десять минут либо дает ему телефон, либо зажимает в кулачке бумажку с телефонами Мишани или Крепыша, говоря при этом, что "ни за что не позвонит", и И.О. в ответ не настаивает, - ему уже это и не важно - она может и не позвонить, поскольку никуда не денется, она уже на крючке, а Москва, как ни странно, городок совсем крошечный, все в нем друг друга знают, и они все равно когда-нибудь встретятся... И "контора" затряслась, задрожала, закрутилась в вихре невиданного доселе загула.