Луч Надежды

Я хотел уже высказать все, что я думаю о правилах этого поселения, тому человеку, что нас привел сюда, но не успел. Дверь снова открылась. В комнату, в которой и так стояли восемь человек, зашли еще двое.

Это были мужчина и женщина. И я сразу же узнал их. Это были родители Жени. Я посмотрел на Женю. Она тоже увидела вошедших, и конечно же узнала их. Ее глаза наполнились слезами.

— Мама, папа, — произнесла она, и пошла к родителям.

Им не мешали. Когда Женя подошла к женщине, она сразу же попала в крепкие объятья. Ирина Семеновна тоже плакала, прижимая дочь к себе. Она уже не думала, что увидит дочь живой. А вот ее муж, Валерий Юрьевич, смотрел на меня. И почему-то мне казалось, что ничего хорошего этот взгляд мне не предвещает. И я был прав. Я не успел даже ничего сделать, как меня схватили за руки, и заломили их за спину. И свели их вместе так сильно, что они заболели. Из моего горла вырвался крик боли. Но ничего сделать я не мог.

И это было не из-за того, что в лицо мне уперли ствол автомата, а из-за того, что держали очень крепко. На моих руках защелкнули наручники.

* * *

Меня вели по двору, через который я проходил буквально десять часов назад. Вели меня трое охранников. Двоих я не знал, а вот третьим был Пётр. Он передо мной. В руках у него был мой АКСУ, но со снятым прицелом. Правильно, иначе те, кому они ведут меня, заберут. О том, что со мной будет, мне рассказал отец Жени за несколько часов до того, как меня должны были выводить.

— Я был против этого решения. Но совет меня даже слышать не хотел, — рассказывал Валерий Юрьевич, сидя передо мной на стуле. Я же сидел на том же спальном мешке. Я молчал, а он продолжал. — «Печенеги», так мы называем тех мразей, что вынуждают нас отдавать им половину своих припасов, потребовали нового пленника, взамен того, что они убили сегодня.

— А его они за что убили? — спросил я, подняв лицо к Валерию Юрьевичу.

— За то, что мы не успели вовремя отдать им нужную «дань», — ответил Валерий Юрьевич.

— А вы пробовали воевать с ними? — спросил я.

— Пытались. Они убили десяток человек, а остальных избили, — ответил Валерий Юрьевич. Потом вздохнул. — После этого мы и не пытались.

— А стоило бы, — произнес я. Потом поднял лицо к отцу Жени.

Валерий Юрьевич посмотрел на меня. Потом встал со стула. И, взяв его в руку, пошел в сторону выхода. У двери он остановился, и, повернувшись, сказал:

— Мне действительно жаль.

С этими словами он вышел за дверь. А я остался сидеть в одиночестве, ожидая, когда за мной приедут…

И вот теперь я шел между тремя охранниками по очищенному двору. Оборачиваться я не хотел. Не потому, что боялся получить удар, а потому что боялся увидеть Женю. А она стояла на стене, я это точно знал. К машинам «Печенегов» мы вышли минут через пять. На этот раз их было две. И боевиков было меньше. Всего десяток. Когда мы подошли, один из них вышел вперед. Он был одет в черную одежду, поверх которой был одет такой же черный разгрузочный жилет.

— Опоздали, — проговорил он, посмотрев на часы.

— Совет поселения приносит вам свои искренние извинения, — ответил Пётр.

Приехавший обратил внимания на меня. Он смерил меня оценивающим взглядом. Его взгляд остановился на моих руках.

— Буйный, что ли? — спросил он, кивком указав на наручники, сковывающие мои руки.

— Есть немного.

— А это не он тебе синяки на шее поставил, а? — спросил мужчина. На шее Петра действительно был небольшой синяк, который он получил, когда я сжимал его шею.

— Ага.

Мужчина хмыкнул. Потом еще раз смерил меня взглядом. После этого он велел своим ребятам посадить меня в одну из машин. Это была серая «шестерка». Меня посадили посередине на заднее сиденье. Справа, и слева от меня сели охранники. Сам мужчина сел на переднее сиденье второй машины — черного «Рено».

Машины тронулись с места, как только он сел. Ехали, конечно же, молча. Только по радио играл какой-то шансон. Я искоса поглядывал на своих охранников. Оба сидели спокойно. А чего бы им так не сидеть. Ведь они были вооружены, и их было больше. Правда, вооружены они были не автоматами, а короткоствольными «Каштанами», но и это оружие было грозным в правильных руках. Я спокойно сидел, держа руки на коленях.