Больной закрыл глаза и снова впал в забытье.
Лекарь еще раз при свете осмотрел его. Потом на вощеной дощечке стилусом нацарапал несколько слов и подал дощечку девушке.
– Пока жизни твоего отца ничего не угрожает. Ему нужен только покой и хорошее питание, – сказал он, – но я все же изготовлю лекарство и пришлю сегодня к вечеру. Будешь поить отца так, как здесь написано. Ты умеешь читать?
– О да, я умею читать, как любая римлянка, на латыни и языке эллинов. Отец с матерью дали мне неплохое образование. Благодарю тебя, мудрый человек, – произнесла она, прижимая к себе дощечку как какую-нибудь святыню. Потом ее взгляд упал на Корнелия и сразу вспыхнул тысячью огней. Она метнулась к нему, упала перед ним на колени, попыталась губами достать его ступни, но он мгновенно наклонился и поднял ее.
– Не нужно так унижаться передо мной. Я совсем этого не хочу, – вымолвил он.
– О великодушный господин, как же я благодарна тебе за все. Если бы не ты, мой отец бы погиб, а я сошла с ума от горя.
Она протянула ему кошелек с оставшимися монетами, но он отвел ее руку.
– Тебе нужны деньги, – сказал он, – И еще, сегодня, ближе к вечеру, сюда вместе с лекарством принесут дрова и какие-нибудь одеяла. Скажи что еще нужно. Так, как ты живешь – жить невозможно.
– Нет, не беспокойся больше о нас, – попыталась она протестовать, но он упрямо сдвинул черные брови.
– Я хочу тебе помочь, и я это сделаю.
Спустя несколько минут каморка опустела. Корнелий покинул это ужасное место почти бегом. Однако волшебные глаза Антонии остались в его памяти и не давали покоя весь остаток дня.
Глава 2 Кастор
Ближе к вечеру явились четыре раба с лекарством, обещанными дровами и одеялами. Кроме того, Корнелий прислал большую корзину с едой и настоящую жаровню. Так как дождь не прекращался, все это доставили в крытых носилках с большими предосторожностями, завернутое в парусину, и сгрузили в углу. Антония пыталась протестовать, но ее никто не слушал. Брезгливо поморщившись на убогость обстановки, рабы немедленно удалились, не удостоив Антонию ни единым словом.
Антония разобрала присланные вещи, разожгла в жаровне огонь, накрыла спящего отца новым одеялом из овечьей шерсти, а сама, присев на единственный табурет у стола, вытянув поближе к огню замерзшие ноги, принялась есть хлеб, запивая его кислым молоком из глиняного жбана.
Каким длинным и необыкновенным показался ей прошедший день. Утром она совсем отчаялась, а теперь, слушая веселое потрескивание огня в жаровне, чувствуя, как благодатное тепло ползет вверх от ступней, с благодарной нежностью вспоминала того, кто подарил ей этот спокойный вечер.
Утром к ней пожаловал еще один человек, представившийся плотником Титом. Немолодой крепкий мужчина. Он притащил с собой кучу струганных досок, невзирая на возражения Антонии, принялся, весело насвистывая себе под нос незамысловатую мелодию, пилить, строгать и стучать молотком.
– Мне велено починить тебе ставни, хозяйка, – заявил он, – иначе в такой дождь здесь все зальет водой.
Тит работал споро. За пару часов он управился со ставнями, повесил их, снабдив настоящими петлями и щеколдами. Потом приделал недостающую ножку столу, сменил прогнившее сиденье у табурета. Подергав дверь и оставшись ею недоволен, он кое-где подтесал, кое-где подлатал, сменил ручки с обеих сторон, приделал ушки для замка снаружи и пару крепких засовов внутри.
Закончив работать, он собрал весь мусор, выкинул за окно в бурлящие дождевые потоки и ушел, сказав на прощание:
– Живу тут, в соседней инсуле. Если что-где починить, распилить, подогнать – обращайся. Могу и просто так. Денег не возьму.
К полудню следующего дня дождь перестал, тучи чуть рассеялись, вода постепенно стекала в канавы и ложбины между холмами, а оттуда в Тибр.
Антония накормила отца, уложила его, поближе, придвинув к его постели жаровню с горячими углями, и собиралась пойти на Субуру к знакомым, которым немало задолжала в последнее время. Денег в кошельке Корнелия оставалось еще достаточно. Можно было раздать хотя бы часть долгов.
Но уйти она не успела. Дверь тихонько скрипнула, и на пороге появился Корнелий с новой корзиной, набитой съестными припасами. Позади маячил Эллий.
– Мой господин! – удивленно воскликнула Антония, чувствуя, как внутри ее существа пробуждается самозваная, ничем не контролируемая радость от его неожиданного появления в ее убогой обители.
Корнелий пропустил Эллия к больному и, водрузив корзину на обновленный плотником стол, произнес:
– Решил сам проверить все ли у тебя в порядке. Я нашел тебе плотника. Вижу, он уже успел тут побывать.
– Да. Ты много сделал для нас, добрый господин! Твоих забот я никогда не забуду!
– Перестань называть меня так, – мягко упрекнул он ее, – Меня зовут Корнелием.
Ее руки совершенно неожиданно оказались в его руках. Его внимательный взгляд нашел ее – испуганный и восхищенный, нашел и не отпускал, опять заставив сердце сбиться с ритма.