Хотя, прикинул я. Я же не один. И Света помочь сможет — не откажется, думаю. А на пару мы этих мокриц быстро уделаем. А откажется — выскажу всё, что думаю, лентяйке. И сам справлюсь, рассуждал я, топая к стоянке. Так-то из деревни её черта с два заметят, по пути прикинул я.
Глава 25
Социальная дихотомия
Света меня встретила радостно, но с резонным вопросом. На который я ответил, разумеется.
— Пули не берут? Раньше такого не было, видимо новая мутация. Помогу, конечно. Поле точно не видно со стороны селения? — уточнила она.
— Репа — во! — показал я, разводя руками — И густая. Ничего не увидят.
— Хорошо. Только отвернись.
— А зачем?
— Ну мокрицы, грязь! Не хочу одежду пачкать. А раздеваться… Стесняюсь я!
— Ну ладно, — пожал плечами я, отворачиваясь.
Не понять мне женщин, пусть и андроидов: ведь сейчас без этой одежды окажется. И… а, ладно, отвернуться не сложно.
А через пару минут выдвинулись мы к полю репы. И со Светой дело и вправду пошло на лад: она хватала катящуюся мокрицу за бока и удерживала тварь, пока я пилил её СЛУшкой.
Первую мокрицу Светка вообще сама прибила, пинком, но поморщилась, посмотрев на временную синтоплоть: там медленно исчезала заметная вмятина. Так что больше не лихачила, просто удерживала сволочных гусениц, пока я их обрабатывал сапёрной лопаткой.
Очень у нас удачно получилось, хотя угваздались в мокричном соке с ног до головы. Зато справились с двадцаткой тварей за пару часов.
— Я — мыться, тут озеро недалеко, — категорично заявила Света.
— Прекрасно тебя понимаю. Встречаемся у шасси, я пока за платой, — сообщил я, держа головы тварей в охапке как кучку дынек.
Вот мокрицы здоровенные, а бошки маленькие. Впрочем, как мокрицам и положено.
— А ты как, Жора? — одновременно с усмешкой и обеспокоенно уточнила Света, понятно помахав рукой.
— Да нормально я, — отмахнулся я, — Нет, ну неприятно, конечно. Но справлюсь. И, кстати, спасибо тебе, Свет.
— Да не за что, одно дело делаем, — подмигнула она и скрылась в лесу.
А я потопал к Пажитное, таща головы. Микола у ворот моё приближение отметил физиономией противной и ехидной, но, по приближении, поскучнел. Головы увидел. Вот противный же человечишка! Чего ко мне привязался-то? Да фиг бы с ним.
— Куда идти — сам знаешь, — буркнул он, надуто отвернувшись.
Я и пошёл к центру. Заглянул внутрь — в проходной сидел совсем пожилой дед с двустволкой и в треухе.
— Мне бы Сидоровича, я тут бошки принёс…
— Сгинь, нечистый! — всполошился дед, смотря на тягучие капли пакости, стекающей с голов и капающей на пол. — На улице жди, позову! — рявкнул он и забормотал под нос: — Ходють тут всякие, пачкают, убирай за ними…
Я, естественно, вышел. И рассеянно задумался, о том как всё изменилось: раньше заклинание «ходють тут всякие!» вахтёрши и уборщицы произносили. А сейчас и деды с двустволками подключились.
Сидорович вскоре появился, отсутствие бровей держа удивлённо.
— Справился. И быстро как! Сколько тут? — уточнил он.
— Пара десятков, как договаривались, — ответил я. — Помыться бы…
— Устроим. И пожрать сообразим. Молодец, парень, как-там тебя?
— Георгий. Договаривались же. А сказал — значит сделал, как тебя там, — ответил я.
— Сидор Сидорыч я, — усмехнулся он, — Башки тут кидай, Матвеич приберёт, — небрежно отмахнулся он.
Я трофеи аккуратно в уголочке сгрузил, признав правоту деда с двустволкой. И вправду: «ходють тут всякие, мусорят».
А после потопал за Сидорычем, который для начала хотел меня помыть — ну, я и сам был не против. Правда от бани с сожалением отказался: меня Светка ждёт, не по-товарищески будет тут сибаритствовать. Так что облился я водой из колодца, по быстрому, протерся, смывая мокричную слизь. Перекусил быстренько, фактически на бегу, ну и направился за Сидорычем, ведущим меня к какому-то деревянно-дощатому лабазу. Видно в центре распределения ценности хранились, а тут всякие недорогие расходники.
— Здоров же ты жрать, Георгий, — раз в десятый перед открытым амбаром выдал Сидорович.
— Нормален я жрать, Сидорович, — в десятый раз ответил я. — Всего-то пару килограмм, ну максимум — три, еды!
— Вот и я о том же! Ну да ладно, выбирай свой пластик и лён мятый там же лежит. Будет тебе вместо ваты, коли нужен, — широким жестом предложил он.
Зашёл я в склад, оказавшийся и вправду складом всякой строительно-хозяйственной фигни. Отобрал четыре пластиковых листа, два на три, мятого льна, здоровенный, но почти невесомый куль. Подумал и, поглядывая на Сидорыча, прихватил, помимо железного крепежа, отрез полиэфирной ткани — упаковочная, но чёрт знает, насколько ценная по нынешним временам. Просто я как-то не подумал, а тот же лён набивать во что-то надо. И пластиковые листы до и после роспуска чем-то фиксировать. Так-то сплавлю СЛУшкой, но с крепежом быстрее и надёжнее. Можно, конечно, плюнуть, но на слюнях пластик хреново держится, проверенный факт.
Сидорыч на моё самовольное прибавление к оговоренному только кивал без осуждения, правда по окончании озвучил:
— То что взял, жратва, десять жоп — и всё, в расчёте.
— Спасибо, — благодарно ответил я.