Лучи из пепла

«Месяц X, день X, 1948 год. Уже месяц, как на нашем предприятии ходят слухи, что нас переведут в другое место. А сегодня нам это объявили официально. Меня посылают в лагерь оккупационных войск в Кайтайти. Начальник отдела заявил мне: «Нам поручено оборудовать отопительную систему в военном городке Кайтайти. Для этого нам потребуется пять-шесть истопников, два-три инженера и один помощник. Вы будете работать помощником…»

Во второй половине дня мы на грузовиках перевезли в наше новое чертежное бюро в Кайтайти письменные столы и чертежные принадлежности. В котельной, в проходной будке и в рабочих помещениях пахнет свежей краской… Когда мы устанавливали столы, вошел австралийский солдат и сказал: «Коннити-ва» («добрый день»). Меня удивило, что он говорил чисто, без всякого акцента. Солдат улыбнулся мне и выложил весь свой запас японских слов: «одзёсан» («девушка»), «аригато» («большое спасибо»), «икура дэс?» («сколько стоит?»), «Ханако-тян» (женское имя), «мо-такусандэсу» («довольно, довольно»). Все эти слова он сопровождал движениями рук и даже ног. Мы смеялись. Целых полдня он помогал нам перетаскивать письменные столы и стулья. Никогда не думал, что среди чужеземцев есть такие люди! Мое мнение об иностранцах начало меняться. Солдата зовут Джонни, а меня он окрестил Кассу-сан[23]. Мы недурно изъясняемся, хотя и на ломаном языке. Он даже подарил мне плитку шоколаду».

«Месяц X, день X, 1948 год. Джонни — это, по-видимому, не настоящее его имя. Он привел к нам еще одного унтер-офицера. Тот говорит, что его также зовут Джонни. Может быть, впрочем, у них одно и то же имя. Непонятно. Что ж, буду называть обоих Джонни. Второму Джонни восемнадцать лет, и рост у него шесть футов. Я рассказал обоим Джонни об атомной катастрофе. Рассказал им также про Ясудзи и Сумико. Жаль, что я так плохо объясняюсь по-английски. Тем не менее они прекрасно поняли, о чем идет речь. «Oh, Atom bomb, Hiroshima», — пробормотали они совсем тихо. А в конце, когда я сказал: «No more Hiroshimas!», они повторили мои слова.

Как помощник инженера, я должен проверять, попадает ли горячая вода в трубы на всей территории этого большого военного городка. Поэтому мне приходится работать и в той части городка, где перед входом написано: «Prohibited Area for Japanese Trespassing!» («Для японцев — запретная зона!»). В штабе мне выдали специальный пропуск. Но мне обидно, что я, японец, не имею права без особого разрешения ходить по японской земле. Еще больше я обозлился, когда прочел на обороте пропуска, что по окончании соответствующей работы мне надлежит немедленно покинуть запретную зону. Но ведь это же наша собственная страна!»

4

«День X, месяц X, 1948 год. Один из австралийских солдат с окладистой бородой, размахивая небольшим хлыстом, громко вопил: «No loitering!» («Хватит лодырничать!»). Истощенные японские поденщики работали так, словно за ними гнались с палкой. «Хаба-хаба![24] no loitering!» Становится не по себе, когда хлыст со свистом рассекает воздух.

Здесь не щадят даже тех крох человеческого достоинства, которые каждый победитель обязан признать за побежденным. С японцами обращаются, как с животными, притом как с самыми презренными животными: мы для американцев хуже свиней и пресмыкающихся. И нам, бедным японским парням, приходится сносить все унижения.

Когда после обычного обхода городка я вернулся в чертежное бюро, оказалось, что и там были неприятности. Один из истопников заявил, что у него украли наручные часы. Никто не сомневался, что это дело рук кого-нибудь из солдат. Они ведь не стесняются. Недавно к нашей машинистке один за другим приставали трое солдат. Я услышал также, что солдаты просто-напросто «похитили» прачку-японку и заперли ее на каком-то складе. Все вздыхают: «Они победители. Ничего не поделаешь».

Обычно жертвам только и остается, как у нас говорят, «поплакать в подушку». Я посоветовал истопнику пойти в штаб и заявить о пропаже. Сегодня весь день неприятные происшествия».

«Месяц X, день X, 1948 год. Я проверял вентили в солдатских спальнях. Вдруг откуда-то донесся женский голос. Женщина кричала… Я побежал туда, где слышался крик, чуть-чуть приоткрыл дверь и просунул голову. Я увидел совершенно голую женщину в объятиях мужчины. Впрочем, мне отнюдь не показалось, что он ее принуждает к чему-то. Ничего не понимая, я от изумления ахнул. Они отпрянули друг от друга, словно их ударило электрическим током. Потом уставились на меня. Когда женщина увидела, что я совсем молодой, она грязно ухмыльнулась.

Мне хотелось громко крикнуть: «Предательница!» Но от волнения я охрип и пробормотал что-то невнятное. Выражение лица женщины внезапно изменилось. Она схватила стакан, стоявший возле нее. «Сейчас она бросит стакан в меня!» — подумал я. И в ту же секунду стакан ударился о дверь и разбился вдребезги.