Лучи из пепла

Не знаю сам, как я перебрался по горящему железнодорожному мосту. На другом берегу я сразу же наткнулся на гору трупов, преграждавшую мне путь. Языки пламени, видимо, гнались за этими людьми и в конце концов пригвоздили их к месту. Люди все еще горели. В эту минуту они все еще горели! И вдруг те, кого я считал мертвыми, начали визжать. Какая-то женщина звала своего мужа. Мать — ребенка. А вновь ожившее пламя безжалостно лизало их. Брови у меня обгорели, руки и лицо были сожжены. Только бы выбраться из этой западни, только бы выбраться! Мне надо было во что бы то ни стало проложить себе дорогу сквозь трупы. Я начал отодвигать их в сторону. Схватил чью-то голову, чтобы убрать мертвого с дороги. «Дзуру… дзу-ру…» Какое ужасное ощущение: к ладоням прилипла человеческая кожа! А под ней что-то желтоватое. Я дрожу всем телом и выпускаю из рук голову мертвеца. Затем пытаюсь оттащить его за плечо, чтобы продвинуться вперед, и… вдруг вижу, как из-под обуглившегося мяса появляются кости, а чужая кожа все еще липнет к моим ладоням.

Я взбираюсь на гору трупов. Люди лежат штабелями. Некоторые еще шевелятся, они еще живы. Я должен выбраться отсюда, должен перелезть через эту гору. Другого выхода нет. Треск ломающихся костей до сих пор стоит у меня в ушах. Наконец гора трупов осталась позади. Но чем дальше, тем сильнее становятся пламя и дым пожарищ. Нога у меня невыносимо болит. Только сейчас я заметил, что потерял где-то туфлю. Голая ступня, израненная осколками стекла, кровоточит. Передо мною открытая цистерна с водой, ее поставили когда-то для целей противовоздушной обороны. Я всовываю в цистерну голову. Вода кипит. Голова у меня кружится. Меня мучает невыносимая жажда. Невыносимая! Тело высохло, на нем нет ни капли пота — только кровь и куски человеческой кожи. Меня качает, я чувствую позывы к рвоте. Беру себя в руки и машинально вынимаю камешки, прилипшие к ране на ногах, а потом шатаясь бреду дальше. Раны снова кровоточат и зловеще чернеют. Камешки опять липнут к ним. Нет смысла их вытаскивать. Раньше я хотя бы мог облегчить себе душу, громко жалуясь и крича. Теперь в горле у меня так пересохло, что я не в силах произнести ни звука. Когда я пытаюсь закричать, внутри у меня все болит, словно иголки втыкаются в свежую рану. Нельзя думать о боли! Бежать, бежать, бежать…

За что все эти муки? Я вспоминаю человека, который без конца повторял: «Эта война несправедливая». Неужели весь этот ужас — кара господняя за то, что Япония хотела обогатиться? Но сейчас нельзя думать о прошлом! Каждая секунда может решить мою судьбу. Тело мое разбухает, словно вот-вот разорвется на части. Вдруг на меня летит что-то огромное, какая-то черная громадина. Невольно отскакиваю в сторону. Оказывается, обрушился второй этаж дома; он летел, весь окутанный развевающейся огненной мантией. Злые духи хотят еще немного поиграть моей маленькой жизнью…

Спотыкаясь от смертельной усталости, я бреду дальше. Шаг за шагом пробираюсь сквозь лабиринт огня. В мозгу мелькает мысль: если сейчас остановлюсь, то уже никогда не сдвинусь с места. И вдруг совсем близко от меня раздается чей-то голос:

— Кадзуо-сан, пожалуйста, помоги мне! Этот некто знает, как меня зовут, значит, и я его знаю. Но кто это? Что это за существо? Девочка? Ее волосы сгорели. Она совсем голая. Уцелела только резинка, придерживавшая раньше трусики. Сейчас она, словно в насмешку, бесполезно болтается вокруг бедер. В нижней части живота, страшно измазанного кровью и грязью, зияет глубокая рана. В таком виде я не узнал бы даже свою родную сестру.

— Кто ты? — спрашиваю я.

— Сумико. Теперь я вспоминаю. Да, это Сумико! Она жила поблизости от нас. Нет, не может быть, что это Сумико! Сумико… Она была таким красивым ребенком, что мы прозвали ее Белой Лилией. Я спрашиваю Сумико:

— Неужели это ты? Крошка Суми-тян? Не бойся. Я отведу тебя домой. Соберись с духом! Пойдем!

Но девочка так ослабела, что не в силах сделать ни шагу. Я сорвал с себя рубашку, чтобы Сумико по крайней мере прикрыла свою наготу. Потом я отер с раны запекшуюся кровь. Рана оказалась более глубокой, чем я предполагал, но кровоточила не так уж сильно. Свежая светлая кровь стекала совсем тоненькой струйкой на дрожащие бедра девочки.

Я поддерживал Сумико. И все же каждый, даже самый маленький, шаг заставлял ее кричать от боли.

— Суми-тян, я знаю, как тебе больно, но ты должна терпеть.

Мы протащились еще шагов десять, а потом отдохнули у открытой цистерны, облив себя с головы до ног водой. Однако стояла такая невыносимая жара, что вода моментально высохла. Мне самому было достаточно трудно выбираться из этого пекла, а сейчас, вдвоем, это казалось непосильной задачей. Тут вдруг перед нами снова выросли целые горы тел. Люди свалились прямо на середине улицы. Мы попытались как-нибудь протиснуться, но запутались в электрических проводах. Столбы упали, и провода теперь валялись повсюду, словно металлические арканы…