– Позвольте приветствовать вас в Окридж-холле, мисс. Я – Сэндби, дворецкий покойной миссис Кэролайн Хартон. К сожалению, в настоящий момент я здесь единственный обитатель. Впрочем, Аттельстан, – и он указал на спаниеля, который уже ласково вилял хвостом, пытаясь подружиться с новой хозяйкой, – скрашивает мое одиночество.
– А где же остальные? – спросила Мэг. Она понимала, что для поддержания такого дома в порядке необходимо множество народу.
– Розовый мальчик, мисс, – доверительно наклонившись, тихо проговорил Сэндби.
– Розовый мальчик, – тупо повторила Мэг.
– Как, вы не знаете о Розовом мальчике? – изумленно произнес дворецкий. Он был уязвлен в самое сердце.
– Нет, – твердо сказала Мэг, – но надеюсь, вы мне расскажете.
Сэндби мгновение колебался.
– Я приготовил для вас сиреневую комнату, комнату миссис Кэролайн, – добавил он со значением. – А сперва, позвольте, я покажу вам дом.
Розовый мальчик, сиреневая комната – бред собачий, подумала Мэг и покорно последовала за дворецким, прижимая к груди Пирата. Замыкал шествие Аттельстан. Они прошли огромный холл, богато украшенный резными дубовыми панелями.
– Убранство зала не менялось с шестнадцатого века, – пояснил Сэндби.
Мэг обвела глазами стены, увешанные портретами и оружием, почерневшие от старости потолочные балки и внутренне сжалась. Огромное пространство подавляло ее. По широкой лестнице Мэг и Сэндби поднялись на длинную галерею, занимающую весь фасад здания. Шаги гулко звучали в тишине.
– Во времена ее величества королевы Елизаветы здесь устраивались собрания, балы, – торжественно сообщил дворецкий.
Мэг подошла к громадному камину, доходившему до потолка. Перед ним стояли смешные низкие креслица. Она устало опустилась на одно из них. Сэндби молчал.
– В шестнадцатом веке здесь было, наверное, весело, – задумчиво проговорила Мэг.
– О да, – живо отозвался Сэндби, как будто сам был непосредственным участником.
Балы… Мэг мысленно заполнила галерею и лестницу блестящими дамами и кавалерами в нарядах золотого шитья, усыпанных драгоценными каменьями. Они оживленно переговаривались друг с другом. В ушах Мэг зазвучали музыка и смех… Деликатное покашливание Сэндби вернуло ее к действительности.
– Это, так сказать, музейная часть. Леди Кэролайн сюда почти не заходила. Пройдемте в левое крыло. Оно обставлено исключительно по ее указаниям, и я покажу вашу комнату.
Осмотрев апартаменты левого крыла, Мэг поняла, что все написанное о красоте Окридж-холла и вкусе Кэролайн не было преувеличением. Интерьеры создавали впечатление простора и простоты. Здесь не было ничего нарочитого и лишнего. Они прошли через две гостиные, Одна небольшая, с палевыми стенами, палевой же обивкой кресел, яркими апельсиновыми шторами и сине-голубым плафоном потолка в тон ковра, и парадный салон, выдержанный в розовых тонах. В обеих комнатах современные диваны и глубокие кресла соседствовали со старинной мебелью.
Почти всю стену салона напротив рояля занимало большое полотно с изображением парка Окридж-холла конца девятнадцатого века, что было понятно по костюмам гуляющих мужчин и женщин. Напротив висела маленькая картина – лужайка с раскидистым дубом. Внимание Мэг привлекла изображенная в центре пара. Мужчина и женщина сидели на скамейке под огромным деревом, нежно прильнув друг к другу. Деревья, небо, дом были написаны рукой истинного мастера, а люди – в совершенно иной манере. Мужчина в камзоле и девушка в кринолине напоминали кукол.
– Как странно, – Мэг показала на фигурки. – Как будто писали два разных художника.
– Так оно и было, – пояснил Сэндби. – Картину написал сам Кром, а мистер Джон Феннел, он тоже иногда баловался кистью, пририсовал себя и свою жену Мэри. Они часто сидели здесь, и он решил увековечить эти моменты.
Мэг внимательно посмотрела на молодых влюбленных. О том, что они любят друг друга, говорили и поза, и выражение их лиц. Головка молодой женщины лежала на плече мужчины.
– Какие они милые! А дуб сохранился?
– И дуб, и скамейка. Сами увидите.
Сэндби повел Мэг дальше. Миновав золотисто-белую столовую в барочном стиле, они оказались в желтой комнате. Полосатые диваны, кресла и банкетки явно были выполнены по специальному заказу: золоченое дерево, итальянский шелк, бархат. Мэг чувствовала себя среди всего этого великолепия самозванкой. Похоже, такого же мнения придерживались и лица на портретах. Особенно пренебрежительно смотрела на нее красавица в белом платье с парного портрета над камином. Мэг даже вздрогнула.
– Виконтесса Лигонье, – пояснил Сэндби, – а это – виконт Лигонье, – указал он на другой портрет.
На нем был изображен молодой щеголь в красном камзоле конца восемнадцатого века рядом с породистой лошадью под седлом. Лошадь, подумала Мэг, выглядит намного дружелюбнее.
– Да-да, – словно читая ее мысли, сказал Сэндби. – Гейнсборо тогда упрекали, что он лошади уделил внимания больше, чем хозяину. Кстати, потомки этих Лигонье живут неподалеку и бывали здесь частыми гостями.
Наконец они поднялись по лестнице с резными перилами на второй этаж и остановились у одной двери.