Лучи смерти. Из истории геофизического, пучкового, климатического и радиологического оружия

Объясняя результаты эксперимента Майкельсона – Морли, можно было, конечно, вернуться к средневековой картине мира в геоцентрической системе отсчета с абсолютно неподвижной Землей, вокруг которой вращалась бы вся остальная Вселенная. Но со времен Коперника ученые уже получили много экспериментальных доказательств движения Земли. Да и кто же в конце «просвещенного» века пара и электричества мог согласиться с абсурдной идеей обращения гигантского светила, которое в 1 300 000 раз больше Земли, вокруг нашей планеты? Ну а звезды, чудовищные по размерам и массе и отстоящие от нас на расстояния, измеряемые уже даже не привычными километрами, а космическими световыми годами, проходимыми светом с невообразимой скоростью в 300 000 км/с? Какие совершенно невообразимые скорости должны были бы иметь звездные маяки Вселенной, отстоящие на миллионы световых лет, чтобы успеть за сутки обернуться вокруг космической пылинки под названием Земля!

Казалось бы, Майкельсон задумал вовсе не такой уж трудный опыт, однако на самом деле осуществить его было в высшей степени сложно. Ведь свет распространяется с огромной скоростью, пролетая в пространстве 300 000 км за каждую секунду, а замедление одного из лучей будет в самом лучшем случае ничтожно мало. Наша Земля движется по орбите тоже с немалой скоростью, оставляя за собой каждую секунду где-то по 30 км, но свет все равно распространяется в 10 000 раз быстрее. Для проведения такого опыта нужен был прибор необычайной чувствительности в сочетании с безукоризненной техникой экспериментатора. Малейшая неточность инструментов, неуловимая ошибка человека, проводящего опыт, – и все результаты пойдут насмарку. Итак, Майкельсон и Морли начали серию своих измерений… Опыты повторялись много раз в различное время суток и года и всегда давали четкий отрицательный результат. Движение эфира зафиксировать не удавалось, и скорость света была абсолютно одинакова во всех направлениях!

Опыты завершились в июле 1887 г. Когда все результаты были сведены воедино и проанализированы, а все подсчеты сделаны и неоднократно проверены, исследователи оказались перед лицом упрямого факта, разрушавшего всю их стройную теорию. Против всякого ожидания, смещения того порядка, которого требовала гипотеза неподвижного эфира, обнаружено не было. Это было похоже на смертный приговор представлению о неподвижном эфирном океане. Майкельсон довольно благосклонно относился к теории неподвижного эфира и надеялся, что опыт позволит его обнаружить. Как же иначе могли распространяться электромагнитные колебания, в том числе световые волны? Опять результат тонко задуманного и блестяще выполненного эксперимента привел Майкельсона в полное недоумение.

Какой же вывод можно было сделать из такого решительно не удавшегося эксперимента?

Майкельсон и Морли послали свое сообщение под заглавием «Об относительном движении Земли и светоносного эфира» в крупнейшее научное периодическое издание того времени – The American Journal of Science. В том же году оно было также напечатано в английском Philosophical Magazine, и парадоксальные результаты опытов американских физиков стали известны ученым всего мира.

Получалось, что в каком бы направлении ни двигался наблюдатель, уловимой разницы в скорости света не обнаруживалось. Иными словами, приходилось признать невероятное: как бы быстро вы ни бежали за светом, догнать его невозможно. Он по-прежнему будет убегать от вас со скоростью 300 000 км/с. Такое заключение противоречило всему человеческому опыту. Самолет, который летит со скоростью 600 км/ч при попутном ветре, дующем со скоростью 50 км/ч, делает относительно какой-нибудь неподвижной точки 650 км/ч. Если же он летит против ветра, его скорость уменьшится до 550 км/ч. Поскольку Земля движется вокруг Солнца со скоростью примерно 30 км/с, скорость светового луча, идущего в одном с Землей направлении, должна быть больше скорости луча, идущего в обратном направлении. Однако опыт Майкельсона опровергал это предположение.

Следующий ответ также касался лишь гипотетической рукописи, и я уже не удивлялся такому странному стилю ведения беседы. Так, мой далекий корреспондент писал: