Лучи смерти товарища Теслы

— Говорите как есть. Военспецы? Классово чуждые элементы?

— Если как есть, то и то, и другое. Есть у меня в подчинении Швабрин — военспец, подполковник царской армии. Но знаю я Шуру с девятнадцатого года, познакомились под Царицыном. Ещё в восемнадцатом добровольно на нашу сторону перешёл, в милицию, потом на фронт вызвался, в военспецы. Человек внутри наш, как будто мужик с завода. Кандидат в члены, абы кто в партию принят не будет…

Клим резко остановился.

— Во-первых, пока только кандидат. Во-вторых, враги Революции не дремлют и могут попытаться проникнуть и в партию, и в РККА, и куда угодно, хоть в НКВД. В-третьих, не уходите в чащу — кто ещё?

— Один из наших ведущих специалистов, Кебучев. Гавриил Платонович дворянского происхождения, выпускник Санкт-Петербургского университета… Но Революцию принял, участвовал в петроградской милиции, прошёл все необходимые проверки…

— Но сомнения вызывает хотя бы по своему происхождению. Ясно. Иностранцы?

Латыгин кивнул:

— Всего их у нас двое, если не считать десятка то ли уйгуров, то ли маньчжуров откуда-то из Китая. Но эта сволочь тут исключительно как пролетариат, вне подозрений…

— Товарищ Латыгин, ближе к делу.

— Извините… Первый — американец, Джон Ефроим. Я не очень уверен, если честно, что мы верно перевели фамилию — но он отзывается… Прибыл к нам от лица ихней американской «Телефорс», со всеми документами товарища Теслы. Как положено, прошёл все проверки в Москве, получил разрешение на работу. Фактически, главный инженер. Но американцу, ещё и из евреев, я не доверяю…

Глебов глубоко затянулся и посмотрел в лицо НКВДшнику:

— Второй, полагаю, ещё хуже?

— Вот тут да… В общем, представился он как Александр Трилович. Подданный Англии, хотя по происхождению то ли серб, то ли хорват… Мутный он какой-то: общается только на английском, хотя сам говорил, что из бывшей Австро-Венгрии. Всё ходит, высматривает, что-то записывает. Не пьёт, не курит, на баб даже не смотрит. Комнату обыскали: ничего подозрительного, разве что диплом какой-то на немецком, хотя говорил, что в Лондоне учился… В общем, нет понимания, что за человек был…

— Был?

Самуил Львович споткнулся.

— Товарищ Глебов… Вы, собственно, по его душу… В общем, сейчас сами всё увидите…

— Сбежал, гад?

— Хуже… Всё сейчас увидите…

Оставшуюся часть пути шли молча. Клим Глебов был насторожен: интуиция ему подсказывала, что дело нечисто. Раз его дёрнули — произошло что-то из ряда вон. И это явно нечто большее, чем подозрительный иностранец. Но раз прислали этих двоих встретить — либо следы быстренько заметают, либо вообще ничего не понимают. В первом случае ладно, раскроет. Во втором придётся повозиться…

Полустанок преодолели минут за десять. Ничего интересного, типичное для степей хаотичное нагромождение деревянных бараков разной степени паршивости, к окраинам проткнутое парочкой «мазанок» от украинских переселенцев. Примечателен разве что тот факт, что полустанок настолько маленький и запущенный, что даже здание администрации располагается в выкрашенном в синий двухэтажном бараке — обычно для сельсовета строили что-то каменное.

Особый объект номер тридцать семь-ща, он же «Полигон», встретил товарища Глебова контрольно-следовой полосой наподобие тех, что недавно стали применять на границе с Польшей. За ней был забор из металлической сетки с колючей проволокой наверху, на каждом углу по вышке. Вышка стандартная: начальник с прожектором, боец с пулемётом Дегтярёва, более известным как ДП-27, хороший стрелок с «мосинкой». Въезд на территорию «Полигона», он же вход, единственный и как следует охраняется: двойной шлагбаум, справа будочка ВОХРы, слева, вроде бы как случайно, стоит «полуторка» — не самый худший укрепрайон в условиях степи. В будке охраны трое, все при табельных ТТ-33, кобуру которого сложно не узнать, за ними на полке лежит ДП-27 при пяти дисках патронов. Снаружи стоит часовой: под сто восемьдесят, на плече «мосинка», на поясе ТТ-33, нож. Напротив его брат-близнец.

Около «полуторки» рядовой с ТТ, на поводке служебная собака. Рядом, по всей видимости, начальник караула — при офицерских ромбах на воротнике, на поясе «наган», курит. А вот возле начальника караула самое интересное — настоящий руководитель всего этого вертепа — это было понятно уже по тому, как заискивающе на него косится начкараула и с какой улыбкой здоровается Самуил Львович.

Крепкого телосложения, на вид не больше сорока, усы как у Ворошилова. На правой скуле светлым полумесяцем шрам, каблук левого сапога на пару сантиметров выше правого — вероятно, память о плохой операции. Галифе в сапоги, офицерская гимнастёрка под широкий пояс, в нагрудном кармане пачка махорки. Небольшое пенсне лишь подчёркивает жёсткость и даже жестокость взгляда, бритая налысо голова слегка блестит в свете керосинки. Из оружия только пистолет, но необычный — старина «Маузер», похоже, трофейный либо наградной, в деревянной кобуре. Руки в карманах — в левом, по всей вероятности, трубка. Тёртый калач.

— Яков Иосифович Агнаров. НКВД, руковожу проектом.

— Клим Глебов. Вам телеграфировали.

— Так точно.