Клим задумался. Час от часу нелегче: мало того, что появились дополнительные фигуры, так ещё и ниточка от них шла куда не следует. И при этом подтверждались опасения, что Яков Иосифович Агнаров является далеко не просто «начальником полигона», а тем ещё сукиным сыном с непонятными помыслами и сомнительной честностью любого разговора. Особенно подозрительно это выглядело в контексте его ночных бдений и исчезновений по ночам сотрудников полигона…
Оставшиеся бумаги были нарисованной от руки картой объекта, на которой отмечены места исчезновений и место аварии на полигоне, а также зарисовкой виденной Сахаровым фигуры. Интересно, что по очертаниям она не напоминала никого из тех, кого Глебов видел, так что, скорее всего, померещилось — хоть это и было очень странно. Тем более что описание фигуры напоминало то, что встретили НКВДшники в пустыне несколько ночей назад. Помимо этого, была какая-то бумага, исписанная числами, и вырванная страница из сочинений Ленина.
Код! Вот это совсем уж интересно! Что такого мог узнать Сахаров, что писать об этом решился только кодом? Неужели Агнаров обладает такой властью, что его следует так бояться? Или дело не в Агнарове? Код был сложный: надо было знать место, скорее всего на приложенной странице из книги, чтобы можно было сопоставить числа со словами или буквами в тексте. На первый взгляд следователь ничего не понял и, поразмыслив с четверть часа, решил отложить расшифровку на вечер.
Совещание у начальника полигона прошло бесцельно, но хотя бы быстро. Обсудили события минувшей ночи и безрезультатный обыск, Яков Иосифович попросил Латыгина решить вопрос с семьёй пропавшего, да было решено продолжить наблюдение за Кебучевым. Уже когда расходились, Глебов решил пройтись с Романом Константиновичем, чтобы «немного размяться после вчерашнего и покурить». Как только дошли до соседнего барака, завязался разговор.
— Роман, я знаю, что ты не очень-то доверяешь своему начальнику…
— Клим, какие-то пустые разговоры…
— Не отнекивайся. Я говорил с Сахаровым накануне его исчезновения — и я во всём в курсе.
Латыгин быстро оглянулся по сторонам. Кивнул и указал головой в сторону пропускной, ускоряя шаг.
— Агнаров вызывает очень много подозрений. И Кебучев. Самуил их подозревал в сговоре и, возможно, шпионаже. Я тоже, не буду того скрывать, думаю, что Гавриил Платонович шпион. А про Якова… Он просто меня порой пугает. Никогда не говорит всего, что думает, скрытный, себе на уме, со связями в Москве. Ещё и кому-то телеграфирует по вечерам. Ни один комиссариат в десять вечера работать не будет, если только не что-то срочное. Спрашивается, кому?
— Да, действительно, подозрительно… Как думаешь, что он может здесь искать?
— Не знаю… Но местные все талдычат, что место это поганое, где полигон, и убираться надо, пока есть такая возможность. Шар этот проклятый, фигуры в пустыне, что мы видели, звуки какие-то непонятные… Я так скажу: ничего хорошего Агнаров не затевает. И ищет он явно не монетку в три копейки, а что-то по заданию из Москвы. Три человека уже исчезло, а ему хоть бы что. При взрыве ещё люди погибли…
Клим вспомнил про загадочный взрыв, о котором слышал уже несколько раз.
— Говорят, там четыре человека погибло. Тела домой отправили? А то могил-то нет.
— Да не было тел. Взяли они и испарились, лишь следы на стене остались — и всё… И следов, кстати, было пять, когда не досчитались четырёх инженеров только.
— А кто ж тогда пятый?
Роман Константинович пожал плечами. После кивнул и направился к начкараула, проверять смену. Глебов же решил заглянуть на чай к профессору Кебучеву.
Гавриил Платонович встретил гостя с улыбкой и распростёртыми объятиями. Кебучев был разговорчив, много шутил и с порога предложил чай с коньяком. Собственно, пустая на треть бутылка, характерный запах и румянец на щеках красноречиво объясняли, почему учёный такой улыбчивый и говорливый.
— Гавриил Платонович, я, собственно, к вам за советом.
— Извольте, извольте! Но сначала — коньячку-с.
— Не стоит, я же на службе…
— Я настаиваю! Да и вы в чаёк, чтоб быстрее кровь разогнать.
Нехотя, Клим сделал пару глотков тёплого чая с коньяком. Следовало признать, что чай был вкусный, да и алкоголь был очень даже к месту.
— Гавриил Платонович, у меня к вам вопрос как к учёному, как к физику. Подскажите, может ли человек быть… хммм… источником электричества?
— Климушка, голубчик, что вы имеете в виду? Выражайтесь, пожалуйста, яснее — я чутка выпимши.
— Ну, понимаете, профессор… Как бы странно это ни прозвучало, из меня порой вырываются искры… В общем, лучше показать.
Встав, Глебов поднёс указательный палец к чаю в чашке — и на поверхность жидкости пробило разрядом тока, маленькая белая молния с небольшим потрескиванием. Профессор ойкнул и всплеснул руками.
— Феноменально! Так, а теперь посмотрите сюда.
С этими словами Кебучев встал, что-то поправил под рубашкой и протянул свою руку к чашке — из его пальца вырвалась яркая молния жёлтоватого цвета, с треском ударив в жидкость. Следователь чертыхнулся и осел на стул.
— Но как вы… Что, чёрт возьми, происходит?!