Лучиана, кроткая невеста

Пытаясь совладать с бурным потоком чувств, Роберт судорожно сглотнул. Что заставляет ее даже в момент наивысшего накала страстей рассуждать, сомневаться и задавать неудобные вопросы?

– Прекрати болтать, женщина, – яростно прорычал он. – Ты пуглива, как только что родившийся жеребенок. – Он снова попытался поцеловать. – Обожаю даже землю, по которой ты ступаешь, и презираю каждого, кто осмелится осудить наш брак. Люблю тебя, милая, и прошу позволения доказать свою любовь!

На взволнованном лице так явственно отразилось бурное смешение чувств, что Лучиана рассмеялась.

– Извините, милорд, – проговорила она. – Сама не понимаю, почему вдруг захотела услышать признание.

Он нежно провел ладонью по ее сияющим золотом волосам, поцеловал в лоб и с улыбкой посмотрел в глаза.

– Потому что, несмотря на опыт, полученный в семье и в первом браке, ты до сих пор осталась юной и чистой девушкой, а я налетел, как ураган, ошеломил и увлек в скоропалительное замужество. Но это лишь потому, что не мог смириться с жизнью без тебя. – Он снова поцеловал ее.

Лучиана обвила руками его шею.

– Мама будет ругать Луку за то, что допустил венчание в ее отсутствие, ведь брата прислали сюда специально для того, чтобы он следил за мной и оберегал от неосторожных шагов. Ну, а отец нисколько не расстроится.

– Мы не совершили ничего, достойного порицания: не убежали, не вступили в тайную предосудительную связь. Я всего лишь никому не рассказал о своих планах, но ведь даже ты ничего о них не знала. Только синьор Пьетро д’Анджело подозревал о моем намерении жениться. Разве матушка предпочла бы, чтобы я сделал тебя своей любовницей? Сомневаюсь. Полагаю, она не станет возражать против того, что ее дочь стала графиней, пусть и английской. – Роберт легко провел губами по шелковистой коже.

– Так люби же меня, Роберто, – едва слышно попросила Лучиана по-итальянски. Искренние слова развеяли серые облака неуверенности и сомнений. Он любит: любовь ясно читается в раскаленном взгляде потемневших глаз. Отныне она принадлежит ему; будет принадлежать до тех пор, пока смерть не разлучит их. Внезапно стало ясно, что все скверные мысли отступили и утратили смысл: они вместе навсегда. Каждое прикосновение любимого рождало неведомый прежде трепет. Ощущение оказалось легким и в то же время неотступным: до сих пор ничего похожего Лучиане испытывать не доводилось.

Неожиданная короткая просьба на родном языке взволновала Роберта сильнее любых красноречивых признаний: несколько певучих итальянских слов ясно показали, что любимая готова довериться и нежной душой, и восхитительным телом.

Да, это безукоризненное тело поражало совершенством чистых линий и грациозных форм. Сердце помчалось в безумном ритме.

Кожа любимой напоминала тончайший шелк – мягкая, восхитительно гладкая. Каждое прикосновение наполняло непреодолимым стремлением к немедленному и полному обладанию, однако разум требовал непогрешимого самоконтроля: освобождение от преграды невинности не допускало ни эгоизма, ни легкомыслия.

Прелестная грудь искушала и манила. Роберт нежно провел ладонью по округлым холмам и услышал тихий блаженный вздох. Осмелев, склонил голову и несколько раз лизнул розовую вершинку, а потом сжал ее губами и слегка потянул. Лучиана застонала, однако ни словом, ни жестом не попросила остановиться.

Она переживала новые, поразительные ощущения. Прикосновения горячих губ волновали и странным образом беспокоили. Возбуждение перетекало все ниже и ниже – сначала в живот, рождая нервную дрожь, а потом и в заветное местечко. И вдруг его вторая ладонь оказалась в развилке ее бедер. От неожиданности Лучиана резко вздохнула и попыталась освободиться. Готова ли она к подобной свободе?

– Да, любимая, позволь прикоснуться там, – прошептал супруг в самое ухо и подкрепил просьбу поцелуем.

Лучиана ничего не ответила, но сопротивляться перестала. Отныне ее тело принадлежало мужу, и ничего плохого он сделать не мог. Палец осторожно раздвинул интимные складки и проник к самой чувствительной точке женского существа. Захотелось возразить, остановить, однако не нашлось ни сил, ни решимости: тело вышло из-под контроля и по собственной воле прогнулось навстречу непреодолимому ощущению абсолютной зависимости.

Роберт не ошибся: она оказалась влажной, готовой его принять, но в то же время очень узкой и плотной. Пришлось вытащить палец и заменить его двумя, а потом и тремя.

К тому времени, когда внутри оказались три пальца, Лучиана уже изнывала от необъяснимого томления, то и дело повторяя одно-единственное слово:

– Еще!

Роберт накрыл ее своим большим сильным телом, и вожделение захлестнуло с новой силой. Почувствовав наступление мужественной плоти, Лучиана судорожно, нервно вздохнула. Теперь уже пальцы показались легкой прелюдией: супруг медленно, неумолимо надвигался, пока не заполнил собой целиком.

– Святая Анна, – прошептала Лучиана. – Такой огромный.

– И все же прекрасно в тебя вошел, – со стоном возразил Роберт и продвинулся еще немного.

– О! – воскликнула она. – Значит, теперь я стала настоящей женщиной?