Иногда я думаю, правильно ли мы понимаем понятие свободы. Мы ценим "свободу на" гораздо больше "свободы от". У людей должна быть свобода на владение оружием, а потому единственный выход – учить детей прятаться в чуланах и носить пуленепробиваемые рюкзаки. У людей должна быть свобода писать и говорить все, что вздумается, а потому единственный выход – научить объекты их высказываний носить броню.
Эбигейл просто приняла решение, а мы не стали возражать. Слишком поздно я начал умолять и просить ее прекратить, остановиться. Мы могли продать дом и переехать куда-нибудь, подальше от соблазна общаться с другими представителями человечества, подальше от мира, который был всегда на связи, и от океана ненависти, в котором мы тонули.
Но броня Сары дала Эбигейл ложное чувство безопасности, заставила ее удвоить усилия, сцепиться с троллями. "Я должна сражаться за свою дочь! – кричала она мне. – Я не могу позволить им осквернить ее память!"
По мере того как тролли активизировались, Сара присылала нам все новые прошивки для брони. Она добавила слои с названиями вроде "дополнительный конфронтационный набор", "самомодифицирующиеся детекторы кодов", "автоматические корректоры визуализации".
Снова и снова броня держалась короткое время, после чего тролли находили новые лазейки. Демократизация искусственного интеллекта означала, что им были известны все техники, которыми владела Сара, и у них тоже были машины, умевшие обучаться и адаптироваться.
Эбигейл меня не слышала. Мои просьбы оставались без ответа; быть может, ее броня научилась считать меня еще одним злобным голосом, который требовалось отсечь.
Эмили Форт
Однажды мама прибежала ко мне в панике.
– Я не знаю, где она! Я ее не вижу!
Она много дней не разговаривала со мной, одержимая проектом, в который превратилась Хейли. Я не сразу поняла, что она имеет в виду. Потом села вместе с ней за компьютер.
Она кликнула по ссылке на мемориальное видео Хейли, которое смотрела несколько раз в день. Оно придавало ей силы.
– Его нет! – сказала она.
Открыла облачный архив наших семейных воспоминаний.
– Где фотографии Хейли? – спросила она. – Здесь одни заглушки.
Она показала мне свой телефон, резервную копию, планшет.
– Ничего нет! Ничего! Нас взломали?
Ее ладони беспомощно затрепетали перед грудью, словно крылья попавшей в силок птицы.
– Она просто исчезла!
Я молча подошла к полкам в гостиной и взяла один из ежегодных фотоальбомов с отпечатками фотографий, которые мама делала, когда мы были маленькими. Открыла альбом на семейном портрете, снятом, когда Хейли было десять, а мне восемь.
Показала ей страницу.
Очередной придушенный вскрик. Ее дрожащие пальцы постукивали по лицу Хейли на странице, словно искали что-то, чего там не было.
Я поняла. Мое сердце переполнилось болью, жалостью, которая разъедала любовь. Я протянула руки к ее лицу и осторожно сняла очки.
Она уставилась на страницу.
Всхлипывая, обняла меня.
– Ты ее нашла. О, ты ее нашла!
Казалось, меня обнимает чужая женщина. Или это я стала ей чужой.
Тетя Сара объяснила, что тролли очень тщательно подошли к своим атакам. Шаг за шагом они научили броню моей матери распознавать
Но в нашем доме шло и другое обучение. Родители обращали на меня внимание только тогда, когда это имело какое-то отношение к Хейли. Казалось, они больше меня не видят, словно стерли меня, а не Хейли.
Моя скорбь стала темной и едкой. Как мне тягаться с призраком? С идеальной дочерью, которая была утрачена не однажды, а дважды? С жертвой, которая требовала вечного покаяния? От этих мыслей я чувствовала себя ужасно, но ничего не могла с собой поделать.
Мы тонули под гнетом своей вины, каждый сам по себе.
Грег Форт
Я винил Эбигейл. Это не повод для гордости, но я винил ее.
Мы кричали друг на друга и швыряли тарелки, заново разыгрывая полузабытую драму, которую играли мои собственные родители, когда я был ребенком. Осаждаемые чудовищами, мы сами превратились в чудовищ.
Убийца лишил Хейли жизни. Эбигейл принесла ее образ в жертву ненасытной утробе Интернета. Из-за Эбигейл мои воспоминания о Хейли всегда будут видеться через призму ужасов, начавшихся после ее смерти. Она призвала машину, которая превратила людей в один огромный, коллективный искажающий глаз; машину, которая поймала память о моей дочери и смолола в нескончаемый кошмар.
Обломки ракушек на пляже блестели от яда беснующихся глубин.
Нечестно? Да. Но необязательно неверно.
"Бессердечный", самопровозглашенный тролль
Я не могу доказать, что являюсь именно тем, кем говорю, или что сделал то, что утверждаю. Нет ни списка троллей, в котором можно подтвердить мою личность, ни страницы "Википедии" с проверенными ссылками.
Вы уверены, что я сейчас вас не троллю?
Я не скажу вам свой пол, или расу, или с кем предпочитаю спать, потому что эти детали не имеют отношения к тому, что я сделал. Может, у меня десяток винтовок. Может, я пылкий сторонник контроля над оружием.
Я взялся за Фортов, потому что они этого заслуживали.