Лучшая половина мафии (Крестная мать)

В своей жизни Луке мало доводилось общаться с женщинами, тем более такого возраста, как Грациелла. Она сразу его покорила — возможно, потому, что не представляла для него никакой угрозы. С ней он чувствовал себя совершенно спокойно и согласился на ее приглашение посидеть в саду.

Когда они спускались по лестнице, она похлопала его по плечу. Лука поднял глаза.

— Зачем ты красишь волосы?

Он отпрянул и провел длинными тонкими пальцами по своим тонким волосам странной мышиной расцветки: из-под темных прядей проглядывал натуральный светлый тон.

— Я… сделал это ради забавы. Ничего, отрастут.

Глава 30

Утренняя газета поместила очередную статью, обвиняющую полицию в бездействии. Дескать, убийца сына тюремщика по-прежнему разгуливает на свободе, а комиссар Джозеф Пирелли, который возглавляет расследование, только без толку торчит в Палермо. Заменить его и отправить обратно в Милан!

Джозефу Пирелли было не впервой терпеть нападки прессы. Он отнесся к этой статье равнодушно в отличие от шефа полиции Палермо, который ворвался в его кабинет, потрясая газетой.

— Ты читал это?

Пирелли кивнул.

— Я как раз собирался к вам спуститься.

— Подняться, Джо. Я работаю тремя этажами выше.

Он швырнул газету на стол, достал из футляра очки в роговой оправе и оглядел многочисленные фотографии, висевшие на стене.

— Так это и есть пресловутая стена смерти, о которой все говорят?

Он стоял перед доской объявлений, широко расставив ноги и сунув руки в карманы своего блестящего пиджака.

— Полицейские возмущаются: ты завалил работой баллистическую лабораторию, и там просто не успевают выполнять другие заказы… Мы дали тебе Анкору, этого молодого — как бишь его? — Бруно Ди Маццо, а теперь еще на тебя работает Минчелли со своей группой. Сколько это может продолжаться? Если ты знаешь, кто убийца, задержи его.

— Я пытаюсь это сделать, поверьте! Но мы не можем его найти.

— Я прочел все отчеты, Джо. Ты должен взять этого парня немедленно. Приложи все силы и достань его — хоть из-под земли!

Пирелли начал выходить из себя.

— У всех полицейских есть его фоторобот, во всех гостиницах и больницах дежурят наши люди…

— Знаю, Джо, знаю. Людей много, и ни одной зацепки. Значит, надо надавить на все рычаги и поймать этого гада. Этот город — выгребная яма, Джо, и она уже переполнена до краев. У тебя больше нет времени. Прости, но я должен забрать своих людей, и как можно скорее.

Пирелли знал, что рано или поздно лишится части помощников, и все-таки не думал, что это произойдет так быстро.

— Вы отменили все отпуска?

— Да. Люди недовольны. Ты хотел на выходные съездить в Милан? Может, твоя жена сама сюда приедет? Так мы сэкономим время.

— Хорошо, — сказал Пирелли. — А насчет прессы я не знаю…

— А что ты вообще знаешь, Джо? Ты даже не знаешь, на Сицилии он сейчас или уже нет.

Оставшись один, Пирелли заметил мигающий огонек селектора. Сняв трубку, он откинулся на спинку кресла и закурил очередную сигарету.

Через несколько недель после запроса Пирелли его друг нашел бывшую лаборантку рентгеновского кабинета старой больницы «Назарет». Она вспомнила мальчика, которого когда-то приводили к ней в кабинет на рентгеновский снимок и приметы которого совпадали с приметами Луки Кароллы.

* * *

Пирелли рано ушел с работы, чтобы встретиться с пожилой синьорой Брунелли. Сидя в маленькой, чисто прибранной квартирке, он дожидался хозяйку, сомневаясь, что не напрасно тратит время. До сих пор все, что он узнал о Луке, не принесло его расследованию ровным счетом никакой пользы. Закурив, он поискал глазами пепельницу и бросил спичку в вазочку в форме дельфина.

В комнату медленно вошла синьора Брунелли. Он помог ей сесть. Она призналась, что удивлена его визитом, и спросила, почему его так интересует пациент, которого она видела больше двадцати лет назад. Пирелли совершенно откровенно сказал, что сам толком этого не знает, а просто пытается собрать о подозреваемом как можно больше сведений и надеется, что хотя бы что-то поможет ему выйти на его след.

Синьора Брунелли уставилась на поблекшую фотографию сирот, которую ему дал в монастыре брат Томас. Дрожащими руками она взяла лупу и долго разглядывала каждого мальчика, переводя увеличительное стекло с одного лица на другое.

— Вот этот, обведенный красным кружком. Светленький мальчик… Ему я делала рентгеновский снимок, точно.

Пирелли кивнул и забрал фотографию.

— Это было, как вы справедливо заметили, очень давно. У вас, наверное, были сотни, если не тысячи, пациентов. Вы что же, всех их помните?

— Ну что вы! Конечно, нет. Но дети иногда надолго западают в память, особенно такие маленькие и несчастные. К тому же — возможно, именно поэтому я его и не забыла — он проглотил… — Она выпятила губы, припоминая, потом кивнула: — Да, это был какой-то медальон. Его хотели отобрать, и мальчик его проглотил. Медальон был отчетливо виден на рентгеновском снимке. Мы боялись, как бы у мальчика не закупорился кишечник, но обошлось без операции.

— У вас удивительная память, синьора.