Лучшая половина мафии (Крестная мать)

— А мы спасли твою, так что, я полагаю, мы квиты. — Она понимала: многое из того, что он сказал, верно, однако не желала выслушивать его упреки. С какой стати он будет ей указывать? Кажется, он хочет стать хозяином положения… — Ты получишь свою долю с пятнадцати миллионов, ты ее заработал. Но что потом? Я должна думать о своей дочери, о своей семье. Что будет дальше, Джонни? Мы будем жить под угрозой шантажа — этого нам следует ждать?

— София с вами говорила? — Тереза покачала головой, и он продолжил: — Тогда почему? Почему вы на меня ополчились? Не понимаю. Я же вам нужен!

Тереза потерла виски.

— Извини, наверное, я просто растерялась. Ты прав, я совершила ошибку.

— Да, именно так.

Она смерила его ледяным взглядом и поправила очки.

— Но ты не имеешь права меня обвинять. Откуда ты столько знаешь, Джонни? Ведь ты еще очень молод. Мы тебе доверились, а что нам известно про тебя? Ты сделал нас с Мойрой соучастницами убийства.

Он удивленно всплеснул руками.

— Вы прекрасно знаете, почему я совершил это убийство. Если уж на то пошло, вы все соучастницы убийства, которое произошло здесь, в этой квартире. А что вы от меня хотели? Чтобы я убежал, бросил вас? Я же спас вам жизнь!

Тереза вздохнула:

— Знаю, знаю… Просто я чувствую себя в ответе за все, что с нами происходит. Ситуация вышла из-под контроля, Джонни. Мне кажется, я не смогу уладить все в одиночку. Мне приходится многое решать самой, остальные делают только то, что я им говорю. Я все время к тебе прислушиваюсь, но…

Он сидел на краю стола и покачивал ногой.

— Я завишу от вас точно так же, как вы от меня, Тереза. Если вы погорите, то и я вместе с вами. А что касается моей осведомленности, то я был посыльным — мальчиком на побегушках. Прислушивался, приглядывался, все подмечал. Мой отец состоял в мафии, хоть и был мелкой сошкой. Я начал на них работать, когда мне не было и тринадцати, — мыл машины, бегал по поручениям… Но я умел держать язык за зубами, поэтому я им нравился.

Тереза сняла очки.

— «Им»… Кому «им», Джонни? Назови имена.

— Ну, одно время я работал на семью Дженнаро, а они передали меня другим. Примерно год назад меня отправили на Сицилию курьером. Я должен был возить наркотики. К тому времени мой отец умер. Я здорово влип с этим Данте. Теперь мне нет пути назад. Я сорвал сделку, они меня пристрелят. Все вышло из-за героина, я вам уже говорил. Без вас мне бы ни за что не выбраться с Сицилии. Так что, как видите, вы мне тоже нужны. Вы наняли меня, я на вас работаю. Я в полном вашем распоряжении: если захотите, вы в любой момент можете сдать меня полиции.

— Так же, как и ты нас, Джонни.

— Верно, но я не собираюсь вас предавать. Я выполню любой ваш приказ. Я хочу у вас работать. Вы стали моей семьей. У меня больше никого нет.

В кабинет вошла София, и он обернулся. Она прислонилась к дверному косяку.

— Три часа ночи. По-моему, Джонни пора идти.

Лука быстро соскочил с края стола и, не глядя на Софию, пробормотал, что придет завтра — отвезет их на встречу с Барзини.

— Я провожу тебя, Джонни. Мне надо подышать свежим воздухом, — сказала Тереза.

София видела из окна, как они стоят у подъезда. Задернув штору, она обернулась к Грациелле:

— Хочешь принять снотворное?

— Нет… Доживи до моих лет, и тебе не понадобится много спать. Насыщенный был денек, да?

София засмеялась, скрестив руки на груди.

— Мне кажется, это слишком мягко сказано, мама. У тебя есть таблетки? Мои, оказывается, уже кончились.

Грациелла открыла выдвижной ящик своего ночного столика и достала пузырек. София протянула руку и тут увидела фотографию Майкла.

— Он был твоим любимцем?

Грациелла закрыла глаза.

— Он был моей отрадой и моей болью. Говорят, первенец для матери дороже всех. Наверное, все дело в том, что первый ребенок — это так страшно… и так прекрасно…

Она замолчала, увидев, что София вышла из комнаты.

София налила полную рюмку виски и села за кухонный стол. Она выпила сначала одну таблетку, потом вторую и тут ощутила руку на плече. Грациелла взяла пузырек с таблетками, аккуратно завинтила крышку и подсела к Софии, потянувшись к ее руке. Она чувствовала, что на душе у невестки скребут кошки, но не могла придумать слов утешения.

— Мне хочется уснуть, мама, и никогда не просыпаться. Я больше не выдержу. Нас настигло какое-то безумие.

Грациелла вздохнула:

— Да, мне самой не верится, что все это происходит с нами наяву. Иногда по ночам я лежу без сна и мне кажется, что я нахожусь в каком-то другом мире… Должно быть, так оно и есть: я в Америке, а прошлое осталось далеко позади. Но, знаешь, я часто вспоминаю старые добрые времена, и они служат мне утешением.

София тронула ее за руку.

— Мама, есть кое-что, о чем я тебе никогда не рассказывала — все было не к месту. Да наверное, в моей жизни все было не к месту. Помнишь ту ночь, когда Альфредо принес меня на виллу? После того как сбил на дороге? Я приехала в Палермо из Чефалу, потому что…

София замолчала. В дверях появилась Мойра. Заплаканная, без косметики, она напоминала заблудившегося ребенка.

— Я не могу заснуть. Мне так страшно! Я никак не могу заснуть…