Лучшая принцесса своего времени

Когда король Наварры помог Елизавете сойти с лошади, её щеки внезапно окрасил яркий румянец. Впоследствии она призналась, что один из её французских слуг шепнул ей, что, по его убеждению, возглавлял эту группу кавалеров наследник графа де Миранды Суньига-и-Бакан, не уступавший в родовитости самому королю. Первой войдя в церковь, Елизавета приблизилась к главному алтарю. Неф и хоры церкви по приказу короля были устланы богатыми персидскими коврами. Алтарь был ярко освещён и мелодичные голоса распевали отрывки из хоровых служб, обычно исполнявшихся в часовне Мендосы, великого кардинала-архиепископа Бургоса, чьё музыкальное мастерство было известно во всей Испании. Одновременно приятные ароматы курильниц услаждали обоняние молодой королевы, преклонившей колени перед алтарём для молитвы. Через некоторое время Елизавета встала и, поклонившись толпе лиц, заполнивших часовню, прошла через дверь справа от алтаря, сообщавшуюся с внутренними помещениями монастыря.

– Тогда, – сообщил камердинер Елизаветы в депеше, адресованной кардиналу Лотарингии, – мы быстро поняли, что дерзость, назойливость и нескромность распространены в Испании не меньше, чем во Франции, ибо большинство присутствующих испанцев без разрешения последовали за Её Величеством, так что я долго не мог освободить от них комнату.

Елизавета же после того, как отослала этих незваных гостей, пообедала наедине с Сюзанной де Бурбон и Луизой де Бретань, а затем легла спать. Тем временем герцог Инфантадо и кардинал Бургос со свитой добрались до Эспиналя. Вскоре после прибытия молодой королевы в Ронсесвальес Антуан де Бурбон отправил курьера, чтобы сообщить герцогу, что он должен быть готов выполнить свою миссию на следующий день на открытой местности между Ронсесвальесом и Эспиналем. В ответ Инфантадо любезно заверил его, что «они не подведут Её Величество при встрече». Однако к вечеру снова повалил снег, началась буря и долину, в которой стоял монастырь, почти всю занесло. Поэтому король Наварры отправил в Эспиналь другого гонца с письмом, в котором говорилось:

– Поскольку погода остается такой же неблагоприятной, для вас будет лучше явиться завтра в Ронсесвальес, чтобы принять вашу суверенную госпожу, вместо того, чтобы Её Величество проделала половину пути через унылую горную местность для встречи с вами.

Тем не менее, на следующее утро герцог отправил курьера обратно с известием:

– Раз Его Величество решил, что местом приёма королевы должна быть равнина, лежащая примерно в полутора лье от Ронсесвальеса, то именно там мы намерены её дожидаться.

Этот ответ вызвал большое негодование у французских дворян. В свой черёд, Антуан де Бурбон, считавший, что он и так сильно унизился, вступив на территорию Верхней Наварры, завоёванной испанцами, гневно заявил:

– Я ни в коем случае не собираюсь навредить здоровью королевы, потому что ехать в такую погоду в открытых носилках молодой и нежной женщине совершенно невозможно, не говоря уже о том, что Вам, герцог, и другим испанцам придётся преклонить колени перед вашей госпожой среди сугробов высотой более трёх футов.

В четверг, 4 января 1560 года, Елизавета публично пообедала в трапезной монастыря, куда были допущены все желающие, в том числе, некоторые испанские дворяне, менее упрямые, чем их предводитель. После обеда, когда королева удалилась, между француженками из её свиты и испанцами завязался весёлый разговор. Однако для Елизаветы часы, проведённые в уединении мрачного пиренейского монастыря, её первого пристанища в стране, где ей суждено было править, были очень печальны. Несчастье, случившееся с её отцом и омрачившее её свадьбу, недавняя разлука с матерью, которую она любила с пылкой нежностью, и ужас, который она испытывала перед своим женихом, наполнили её глаза горестными слезами. В послании к матери Елизавета трогательно описала своё горе и обуревавшие её противоречивые чувства:

– Послушайте, мадам, какое великое мучение я испытываю в этом убежище, ибо любовь разрывает меня пополам, потому что с одной стороны я жажду получить удовольствие от встречи с мужем. Но с другой стороны моё сердце не желает этого! Посему, если вдруг он отвергнет меня, я тоже откажусь от него.

На протяжении всего пути письма матери утешали и поддерживали Елизавету, заставляя её ещё больше сожалеть о доме, который она покинула.

Следующее утро принесло перемену погоды: вместо снега полил дождь. Елизавета, помня наставления своей матери о том, что ей следует расположить к себе испанцев, и, особенно, высшую знать, сочла благоразумным по возможности не допускать оскорбления представителей могущественного дома Мендосы, строго соблюдавших наставления своего государя. Вызвав к себе короля Наварры, молодая королева твёрдо сказала:

– Я намерена немедленно отправиться в то место, которое было угодно избрать королю, моему господину!