Праздник орхидей традиционно устраивался каждый год. На самом деле, каждое государство любило так или иначе почтить, отдать дань уважения выбранному себе символу Не_Войны. В Орхидее в эти недели благоухали улицы сладким ароматом, цветы в небольших горшках продавали всюду, чуть ли не на каждом углу: и в больших маркетах, и в скромных передвижных ларьках. Искусственными украшали дома, столбы и все, что только можно. А на центральной улице, в одном из самых больших парков — выстраивали композиции: обычные кустарники, подстриженные в разнообразные формы; цветочные полотна. Устраивали бесплатные выставки, где почти любой художник мог продемонстрировать свое мастерство, рисуя пейзажи, портреты, карикатуры и прочее. И обязательно вокруг играла музыка, и обязательно на сценах кто-то танцевал, а где-то показывали бесплатные представления. После праздника становилось чуть тише и цветов меньше, хотя по-прежнему вплоть до сезона воды можно было любоваться композициями и фигурами причудливых животных и цветов.
Тина была готова за один день исходить весь парк вдоль и поперек. Она любовалась цветами, осматривала фигуры, смеялась над шаржами, плавно двигалась в такт музыке, стоя у сцен, и даже побросала камешки в один из прудов.
— Так, пожалуй, пора передохнуть, — заметил Доу, как только последний камешек с бульком пошел ко дну.
— Но ты не один так и не запустил, — коварно улыбнулась Тина.
— А целый день на ногах — не в счет уже?! Ну ладно-ладно. Смотри, сейчас мой камень проскачет 5 раз, и идем на перерыв: посидеть, отдохнуть, а то знаешь ли, тут некоторым не 18! — с усмешкой Доу прицелился и метнул камень — ровно на пять кругов.
— Хороший результат для не 18, — поддела Тина, — но уговор — есть уговор, тем более я и сама немного устала.
«Интересно, а сколько лет Доу? Ведь он довольно молодо выглядит, — подумала она, краем глаза наблюдая, как тот поглощает купленную в ближайшем ларьке сосиску в тесте, и неспешно откусывая от своей. Обе оплачены Доу, и почему-то до невозможности вкусные, сочные, с горчицей — как она любит. — Он сейчас такой беззаботный, и совсем иначе выглядит, не как в академии. И ведет себя совсем не как декан. Как один человек может быть таким разным, но при этом оставаясь собой?»
Доев, она вздохнула и посмотрела на клонящееся к горизонту Светило. Доу заметил это:
— Совсем загулялись, а уже вечер, — мягко проговорил он. — Так что теперь я обязан проводить тебя!
Тина тихо рассмеялась.
— Нам так и так идти в одну сторону, — напомнила она и тише добавила: — может, пройдем пешком?
Уже на выходе из парка внимание привлекла яркая афиша передвижного театра кукол. Переглянувшись и не обсуждая, они резко развернулись к высокому разноцветному шатру. После представления Доу не мог не накормить Тину ужином, хоть и простым, в ближайшей кофейне. В итоге, когда они вышли оттуда, вокруг уже царила ночь, пусть и сама по себе теплая и не темная, и фонари горели вовсю, но Доу показалось, как Тина чуть вздрогнула.
— Тебе страшно? — участливо поинтересовался он, беря девушку под руку.
— Нет, совсем, нет. Я боюсь только глубокой темноты, когда света практически нет, а не ночи. Это разное, — качнула головой Тина, но голос ее наполняло странное тепло. — Я ведь хожу и поздними вечерами, иногда вздрагиваю, но этот как дурацкая привычка. — Девушка мерно шагала рядом, слегка прислонившись головой к его предплечью, — а в сезон огня всегда проще. Смори, — указала она вверх, — звезды такие яркие. Как будто на небе расцвели цветы.
— Интересное сравнение.
— Белые маленькие гвоздики, — улыбнулась Тина. — Которые не завянут, пусть это и не совсем точно.
— Мне нравится, — Доу мягко посмотрел на нее. — Я раньше никогда не задумывался о таком. Впрочем, знаешь, просто рос в семье тех еще прагматиков, там не до метафор было, — мужчина невольно усмехнулся. — А ты всегда боялась темноты? — не сдержался и тут же обругал себя: ведь не так давно думал про тактичность. — Прости, не хочешь, не рассказывай…
— Да нет, — но, как ни странно, в голосе Тины не было укора, жалости к себе, скорее облегчение, словно ей хотелось рассказать, словно эта история просто рвалась наружу, разрывая душу. — Просто отец, если сильно проигрывал на магических боях, знаете, он приходил в таком дурном настроении, кричал, не бил, нет, разве что мог по мебели ударить и кричал, что мы много тратим и гасил в нашей комнате свет и кричал, чтобы мы даже беспроводные лампы не думали зажигать. И мы сидели в темноте, после боев он всегда приходил поздно… И слушали.
Девушка грустно усмехнулась.
— Дело всегда в прошлом, — тихо заметил Доу, — и оно всегда будет внутри нас, как бы этого не хотелось, но пусть сидит поглубже, не отравляя будущее.
— Декан Доу… Марк, — впервые обратилась она к нему по имени. — Ты слишком много мне помогаешь…
— Кто кому еще, — Марк остановился: стены общежития уже маячили впереди, всем своим хмурым видом намекая, пора завершать праздник.
Он бережно и ласково коснулся лица девушки, а той показалось, что сердце вот-вот замрет.
«Нет!» — остановил сам себя.